Дружелюбные - Филип Хеншер

Но Мафуз объяснил:

– У нас с женой заказан номер, вот письмо от вашей администрации.

Дверь осторожно отворили, и они вошли. Все время, пока Мафуз заполнял бумаги, в глубине дома мелькали лица: вот кабинет, а это кухня, а это комната отдыха. Но вот с оформлением покончено, и можно отправляться в номер.

– Красиво, – сказала жена после того, как закрылась дверь за девушкой, получившей скромные чаевые. – Ты очень добр ко мне. Спасибо за то, что привез меня в такую красивую гостиницу.

Он осматривал комнату: вполне приятную, с большой двуспальной кроватью под вышитым покрывалом, белым с позолотой туалетным столиком и окном с выступом, с видом на тихий переулок. И чувствовал, что они совершили огромную ошибку. Они пробудут здесь две недели – что делать целых две недели, когда на тебя все пялятся, да и еще и не поговорить друг с другом свободно?

– И чайничек, – ласково сказала она. – Я заварю нам чай, а после поезда остались кексы.

– Думаю, сейчас… – начал Мафуз, но тут в дверь постучали. Жена тут же удалилась в ванную.

– Добрый день, – произнесла дама. Пухлая, с сильно напудренным лицом, губы накрашены красным; пахло от нее чем-то сладко-цветочным; она улыбнулась, склонив голову набок. – Я миссис Харрисон, хозяйка «Пенмаррика». И хотела сказать…

Она склонила голову сильнее, точно хотела увидеть что-то за спиной Мафуза. Но его молодая жена пряталась в ванной. И смотреть было не на что.

– Можем ли мы сделать что-нибудь для вас и вашей супруги? – спросила миссис Харрисон. – Нет ли каких-либо особых пожеланий?

– Нет, благодарю вас, – ответил Мафуз. – Думаю, нам будет очень удобно.

– Хорошо, очень рада, – сказала миссис Харрисон. Помедлив, она дала волю своему замешательству. – А что вы желаете на завтрак? Что-нибудь особенное? А может, просто яйца? Вас устроят бобы с шампиньонами, тосты и каша?

– Вполне устроят.

Мафуз поблагодарил хозяйку и, решив не говорить, что она убедила его, что на столе не будет нехаляльного мяса, попрощался и закрыл дверь.

Жена вышла из ванной. Там она сняла паранджу. Он посмотрел на нее серьезно и ласково, с нарочитой теплотой; не нужно пугать. И вспомнил, что рассказывали дочь и сын: она начала носить паранджу всего два или три года назад, когда ей было семнадцать. Мафуз церемонно поблагодарил ее; она заварила чай. В номере уже были галеты, а жена привезла орехи, две вкусные сдобные булочки и несколько собственноручно испеченных пирожных: лимонных, кокосовых и шоколадных. И очень симпатичные английские глазированные кексы. Супруги вместе пили чай и ели сладости, и он объяснил ей, чем они будут заниматься в медовый месяц.

Как-то она сказала: «Брат велел просить тебя, чтобы ты был добр ко мне». Мафуз ощутил, как бьется его сердце. Несмотря на все, что с ней случилось, она еще такая юная! И он торжественно обещал: «Я всегда буду добр к тебе». Она-то спрашивала о том, как он будет себя вести в первую ночь. Он же имел в виду, что будет добр к ней всю жизнь.

Внизу англичане-постояльцы любопытствовали, кто этот мужчина из Ноттингема с женой, укрытой плотной черной паранджой. Он на всю жизнь запомнил, как обещал своей второй – юной – жене, что всегда будет добр к ней. Звали ее Фархана.

4

К пятому дню медового месяца их жизнь вошла в привычное русло. Миссис Харрисон рассказала ему об автобусных маршрутах к местным достопримечательностям, включая мыс Лендс-Энд. Отчего-то Мафуз решил, что это совсем рядом, ну, на окраине города, но оказалось, что ехать довольно далеко. Завтракали в гостинице: яйца-пашот вкрутую, каша и чай; молодая жена села лицом к стене и не видела, что посетители пялятся, как ловко она управляется ложкой и вилкой, выпростав руку из-под паранджи. Позавтракав, они отправились пешком на автобусную станцию. Прогулка выдалась приятной, хотя Мафуз не мог отделаться от ощущения, что они становятся местной достопримечательностью. На станции он сказал Фархане, куда они сегодня поедут: их ждали памятник, знаменитый вид и симпатичная деревушка у бухты. Она пришла в восторг. Тревожное чувство, испытанное тем, первым, утром больше не возвращалось. Потому ли, что Мафуз добр к ней? Или ей наконец понравилось быть женой? Она вполне справлялась, и он перестал задаваться этими вопросами. Теперь Фархана болтала без умолку: о детстве, о тетушках в Бангладеш, куда она ездила три раза; рассказывала про соседей и одноклассниц. Проезжая по зеленой сельской Англии, она то и дело восхищалась при виде лошади у ограды, островка желтых цветов среди зелени или радовалась внезапному ливню. Казалось, лишь Мафуз замечает, как неодобрительно смотрят на них и хмурятся остальные пассажиры, англичане. Его трогала радость, с которой она смотрела на мир, каким бы он ни был и каким бы ни стал впредь.

В среду ее муж решил, что пора ехать на мыс Лендс-Энд. Перед тем как они спустились к завтраку, он сказал это жене. Она захлопала в ладоши:

– Я так рада!

Фархана с нетерпением ждала этого, слышала, что там очень красиво, и больше всего на свете хотела побывать в месте, где заканчивается земля.

– Ты так добр ко мне, – погодя минуту-другую, сказала она. – Мог бы ведь и не жениться.

Он понимал, о чем она. Не о ночи, когда они легли вместе в первый раз. Ее предложили ему оттого, что мало кто согласился бы взять ее в жены. Старший из ее братьев нарочно рассказал ему, что, когда ей было пятнадцать, ее застали целующейся с мужчиной. Имя его не уточнялось, да Мафуз и не стал спрашивать. Потому-то ее и выдали за вдовца. Мафуз согласился на брак. Теперь она стала добродетельной девицей. К тому же он женился второй раз, и никому бы не взбрело в голову обращать внимание на обстоятельства. Младший предложил устроить медовый месяц, все согласились. Даже на медовый месяц в Англии, как англичане. Он – бракованный товар, она – бракованный товар, но в конце концов оба вполне довольны.

Дорога до Лендс-Энда то сворачивала к морю, то петляла от него; они храбро разместились на крыше открытого туристического автобуса, и, когда ветер трепал паранджу, Фархана сидела очень прямо. Солнце ярко и жарко светило, дул чудный свежий ветерок. Автобус вовсе не был набит битком, но с десяток его пассажиров обернулись на Мафуза и его супругу, занявших места позади. Малыш двух или трех лет, зажав в липких от шоколада руках пластмассовую фигурку, подошел прямо к ним и уставился на Фархану, словно на какое-то диковинное существо. Мать, поискав его глазами, метнулась по рядам, чтобы забрать сына. На Мафуза и его супругу она даже не взглянула, желая скорее спасти ребенка, нежели уберечь других пассажиров от беспокойства.

Но все искупала красота окрестностей: за густой живой изгородью зеленели поля и порой проглядывало море, меняясь в глубине, но неизменно блестя на солнце. Один раз их ждал сюрприз: белым сполохом через поле пронесся кролик, и тут же – целая стайка его собратьев, вспугнутых ревом мотора. И лишь минут через двадцать езды жена воскликнула:

– Смотри-ка – море!

Сначала Мафуз удивился – ведь море уже минут пять бежало вслед по правую руку от них: дорога шла вдоль берега. Но потом понял. Земля превратилась в тонкий язычок, который вскоре заканчивался, будучи окружен водой с обеих сторон. Головокружительно: очутиться на клочке земли, протиснувшемся через море, так близко обхватившее его с обеих сторон. Казалось, даже прочный камень утеса хрупок и ненадежен, точно обожженная глина. Очень скоро автобус остановился у белого одноэтажного строения под вывеской «ЛЕНДС-ЭНД».