Арктическое лето - Дэймон Гэлгут

Морган уже направился к двери.

– Телеграфирую согласие, – сказал он.

– Не обдумав все тщательно? – спросил Голди. – Мудро ли это?

– Что?

Морган смутился, не сразу поняв вопрос.

– Что же здесь обдумывать? – спросил он. – Я еду, и еду непременно.

* * *

Теперь, когда новость об отъезде обрела реальные черты, Лили частично вышла из равновесия. В последние дни перед его отъездом она как-то поблекла и стала невнимательной, но Морган понимал, что это от любви к нему, а потому реагировал соответственно. Вечером, перед отъездом, она написала записку, полную самых нежных слов из тех, которыми располагала.

«Мне представляется, что я проснулась много дней назад, а тебя нет уже долгое время. И дом скучает по тебе. Он так печален, словно знает, что ты в отъезде, в Лондоне, уехал на день или два. И во сне у меня было то же самое чувство, когда объявили войну».

Но в печали пребывал не дом, а его мать. И даже это не могло остановить Моргана. Через двенадцать дней после отплытия из Тилбери он уже был в Порт-Саиде.

Морган рассчитывал встретиться с Мохаммедом уже на берегу, но, к своему удивлению, когда он только собирался двинуться к трапу, чтобы спуститься на катер, в толпе на борту корабля вдруг увидел знакомую сияющую улыбку. Они пожали руки и уставились друг другу в лицо. Друзья не виделись два года, и в течение довольно долгого времени Морган ничего не понимал.

– Разве ты не рад видеть меня, Форстер? – спросил Мохаммед.

– Конечно, рад! Но как ты пробрался на корабль?

– Подкупом. Все делается за бакшиш, ты же знаешь.

Он достал коробку и протянул ее Моргану.

– Вот дорогие сигареты, мой тебе подарок, – сказал он. – Коробка неполная, потому что мне пришлось подкупать разных людей, чтобы тебя найти. Но мне кажется, ты меня больше не любишь.

Корабль кишел людьми, и продемонстрировать свою любовь Моргану было негде. Пока они пробирались по палубам второго класса, единственное, что им было доступно, – время от времени телами касаться друг друга через одежду.

Стоял холодный вечер, ветер гнал по небу низкие облака, и Мохаммед был тепло одет. Неожиданно он остановился и, взяв Моргана за руку своей рукой в голубой вязаной перчатке, спросил:

– Ну как ты, друг мой? Как ты?

– Со мной все хорошо. А как ты?

Неожиданно Мохаммед помрачнел.

– Я болен, – сказал он. – Я потерял в весе четыре фунта. Отец Гамилы обанкротился. Жизнь совсем плохая.

Морган остановил его.

– У меня только несколько часов, – сказал он. – Я не хочу разговаривать о грустном. Давай говорить о хорошем.

Мохаммед посветлел лицом.

– Я согласен. Давай притворяться, – сказал он.

Они стояли у поручней, глядя, как огромные угольные баржи проплывают мимо и скрываются в темноте.

– Пойдем и выпьем кофе на берегу, – предложил Мохаммед.

До берега добирались минут пять. Стоя на катере, Морган попытался определить, насколько похудел Мохаммед, но из-за толстого пальто – одна из бывших собственных вещей Моргана – его тело облегала плотная толстая ткань. Может быть, оно и к лучшему – иногда легче ничего не знать.

Приятно было вновь стоять на земле Египта, рядом с другом. До сего момента он не мог представить, как произойдет их встреча. Они вместе пили кофе по-турецки и сообща составляли открытку, которую Морган пошлет матери, после чего отправились гулять вдоль канала. С моря тянулся туман, и вдалеке вода сливалась с небом. Даже фигуры людей возле пристаней казались лишенными плоти, нереальными.

– Похоже на сон, – сказал Морган.

– Да, – ответил Мохаммед, хотя, возможно, они говорили о разных вещах.

В первый раз за вечер они замолчали и пошли, прижавшись друг к другу, плечом к плечу, вдоль мола по направлению к статуе де Лессепса. У могучей скульптуры были видны только ноги, тело исчезало вверху, в туманной ночи. Друзья постояли возле нее в молчании, а затем отправились вдоль пустынного берега, где чуть в стороне от моря нашли ложбину в песке и сели.

– Итак, – произнес Мохаммед, – Индия.

– Да, Индия. Наверное, на год.

– Позволь мне поехать с тобой.

– В следующий раз, – покачал головой Морган, не глядя Мохаммеду в глаза.

И быстро добавил:

– Я остановлюсь в Египте на обратном пути, и мы будем с тобой вместе.

– Но как надолго ты остановишься? Сегодня ты здесь всего на четыре часа. И что такое важное тебя ждет в Индии, что тебе нужно ехать туда так быстро?

– На обратном пути буду в Египте гораздо дольше, – сказал Морган.

От сдерживаемого чувства голос его стал хрипловатым. Оба понимали, что привело их сюда, в темноту, и Мохаммед не удивился, когда Морган наклонился к нему, запустив руку под складки его пальто.

Египтянин вздохнул, однако не стал сопротивляться и откинулся назад.

– Глупости, – сказал он, покачав головой.

– У всех свои глупости, а эти принадлежат мне.

Унылое вечернее небо тяжело висело над головой, словно отражало настроение Моргана. Путешествие было долгим и утомительным, а поезд гораздо более грязным и неудобным, чем в прошлый приезд. Не смогла поднять его настроения и дорога от Индора – ухабистая, протянувшаяся мимо маленьких безжизненных деревьев. Думал же Морган о вещах достаточно непристойных, а также о своих постоянных поражениях, и потому, когда машина проехала мимо лежащей на обочине дохлой коровы, вокруг которой резвилась стая стервятников, он воспринял это как предзнаменование. Вот как все закончится.

Едва выехав из Бомбея, Морган принялся размышлять о том, что ждет его впереди. Он принял пост при дворе магараджи. Обязанности его были неопределенными, возможности – незначительными. Он полагал, что никакой пользы Их Высочеству от него не будет. Гораздо больше беспокоила его перспектива неприятностей определенного свойства. Ступив на берег, он сразу стал жертвой собственных сексуальных фантазий, весьма сильных; и теперь, после Египта, чувствовал, что почти способен претворить их в реальность. Но это была прямая дорога к катастрофе; он не мог – не имел права проявить слабость. Он сказал себе, что по меньшей мере не может стать источником неприятностей. Но себе Морган уже не верил, а потому разлагающийся труп коровы говорил громче и определеннее, нежели его внутренний голос.

Мрачное настроение не отпускало Моргана весь путь в Девас. Но когда он прибыл в Новый Дворец, то увидел магараджу, который, встречая его у парадных дверей, подпрыгивал от веселого нетерпения.

– Морган! Морган! Как радостно снова видеть вас! – почти кричал он. – Я вас заждался. Давайте немедленно дадим телеграммы, чтобы оповестить всех о вашем приезде. Дадим телеграмму Малькольму. И вашей матери. Потом найдем для вас индийскую одежду и отправимся на вечеринку. Где мой секретарь?