Убийственное совершенство - Питер Джеймс

Скоро призраки вернутся. Апостолы третьего тысячелетия. Таинственный хакер, обыгравший Гаса Сантьяно. Странные телефонные звонки из Штатов, которые получили они с Наоми на прошлой неделе.

Но сейчас, на эти несколько коротких, драгоценных часов, они были обычной, нормальной семьей, выбравшейся с детьми в зоопарк. И Джон решительно отогнал все темные мысли.

В понедельник утром Апостол оделся теплее. На улице было холодно. Ночью температура опустилась до минус пятнадцати, и днем должно было потеплеть всего на два градуса. Он надел плотные джинсы, утепленные ботинки, терморубашку, толстый свитер, куртку на флисовой подкладке, шапку с помпоном, шерстяные перчатки, закинул на спину рюкзак и вышел из квартиры.

Застывшая снеговая каша хрустела под ногами. Он добрался до станции Грейхаунд, в десяти кварталах от дома, и купил билет до Нью-Йорка в один конец. Одним из правил Апостолов было никогда не брать обратный билет. Если попадешь в руки Врага, пусть он узнает о тебе как можно меньше.

В четыре часа он вылез из автобуса на Таймс-сквер. Уже начинало темнеть. Он купил карту города и пешком направился в сторону Бродвея. Он шел размеренно и небыстро, стараясь вдыхать как можно реже, как будто пробирался сквозь канализационную трубу. Меньше чем через десять минут он уже входил в интернет-кафе, адрес которого нашел накануне в Сети.

Подключившись к Интернету, он завел новый почтовый ящик на Хотмейл. Имя и данные о себе Таймон Корт выдумал. Он решил соединить Ветхий и Новый Заветы. Тимофей Иоиль — так звучал его новый псевдоним.

Адрес получателя был лишь первым звеном в длинной цепи. Письмо будет много раз перенаправлено по другим адресам, пока следы окончательно не потеряются в виртуальном пространстве. Только тогда оно достигнет своего настоящего адресата.

Он набрал текст.

Даже если я улечу на крыльях зари, даже если волны унесут меня на другой конец света, и там рука твоя будет направлять меня. И там она поддержит меня.

Он отправил имейл, заплатил за свое время, вышел из кафе и быстро смешался с толпой. Через каждые несколько минут он оглядывался. Раньше он никогда так не нервничал — его успокаивала мысль, что Господь идет рука об руку с ним. Возможно, осознание того, что это задание — последнее, играло с ним такие шутки.

Только это — и Лара будет его.

Только это.

Как давно он не видел ее, как давно не прижимал к своей груди. Иногда он с трудом представлял себе ее лицо, даже с Божьей помощью, и приходилось доставать из бумажника помятую фотографию. Тогда он вспоминал ее. И каждый раз чувствовал острую, почти невыносимую боль в сердце.

Но сейчас нужно сосредоточиться не на Ларе, а на месте, в котором он находится.

Звуки вокруг пугали его. Шорох шин по асфальту, резкие гудки автомобилей, грохочущая музыка, льющаяся из колонок музыкального магазина, музыка, вырывающаяся из микроавтобуса с затемненными стеклами, голоса, клацанье каблуков по тротуару, стук человеческих сердец, шорох одежды.

Он закрыл уши руками и взобрался в автобус. Взревел мотор. С заднего сиденья доносилось бесконечное «тынц-тынц-тынц» — кто-то в наушниках слушал музыку. Он обернулся и встретился с застывшим, мертвым взглядом огромного черного мужчины, на лбу у которого был вытатуирован египетский крест анк. Сатанинский знак. Мужчина разговаривал сам с собой. Таймон Корт быстро отвернулся, закрыл глаза и постарался отключиться от всего, кроме мерного движения автобуса. Про себя он повторял молитву.

В Центральном парке он почувствовал себя лучше. Он свернул с дорожки и углубился в заросли деревьев, удаляясь от запахов и звуков сточной канавы, от мужчины с сатанинским знаком на лбу. И они называют это городом! Да как они смеют! Есть только один город — Град Господень.

Но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живаго, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства, и к Ходатаю нового завета Иисусу, и к Крови кропления, говорящей лучше, нежели Авелева (Евр., 12:22–24).

Доктору Шейле Микаэлидис было около сорока. Это была небольшого роста, живая женщина, смуглая, с густыми прямыми черными волосами, в больших квадратных очках. На ней был обтягивающий свитер, кремового цвета блузка и коричневые брюки.

Ее кабинет располагался в задней части величественного викторианского здания из красного кирпича, переоборудованного под медицинский центр. Большое французское окно выходило на аккуратный, ухоженный сад, обнесенный стеной. Комната была просторной и светлой, с высокими потолками, но, словно по контрасту с классическим обликом самого здания, она была оформлена в простом современном стиле. На письменном столе из сосны стояли компьютер и несколько фотографий в рамках, изображавшие двоих хохочущих ребятишек, два удобных дивана с подушками располагались по обеим сторонам от соснового же кофейного столика. Джон, Наоми и детский психолог уселись на один из них.

Интересно, слащавые фото детей на письменном столе — это необходимый элемент дизайна для кабинета врача, мельком подумала Наоми.

Джон рассказывал Шейле Микаэлидис о Люке и Фиби. Наоми время от времени добавляла детали. Разумеется, он ни словом не обмолвился о клинике Детторе, но в подробностях описал случай с осой, странный язык, на котором говорят дети, упомянул мнение Регги Четвинд-Каннингема об их лингвистических способностях и рассказал о радостном возбуждении, которое овладело детьми в субботу в зоопарке. И о том, как были счастливы Люк и Фиби, когда они пошли в зоомагазин и купили им обоим по морской свинке.

Он не стал ничего говорить о своих подозрениях насчет шахмат — прежде всего потому, что еще не рассказывал об этом Наоми.

Когда они закончили, Джону показалось, что нейтральное вначале поведение психолога слегка изменилось. Она по очереди посмотрела на них обоих, и на лице ее явно читался скепсис.

— Вы говорите, они разработали свой собственный язык. Вы сами в это верите?

— Полностью, — ответил Джон.

— То, о чем вы мне рассказываете, совершенно неправдоподобно.

— Однако, — вмешалась Наоми, — если это аутизм или что-то в этом роде…

Доктор Шейла покачала головой:

— Даже если бы один из ваших детей действительно страдал расстройством аутистического спектра и обладал странными математическими способностями, в случае с обоими это невозможно.

— Даже если это однояйцевые близнецы?

— Люк и Фиби не однояйцевые близнецы, — возразила психолог.

— Тогда как вы это объясните? — спросил Джон.

Она чуть склонила голову:

— Вы уверены, что не выдаете желаемое за действительное?

— Что вы имеете в виду? — заметно раздражаясь, спросила Наоми.