Круг Девятирога - Владимир Городов

Забегая вперёд, скажу, что золотой тим рухнул под натиском априйского, внеся тем самым хаос в устоявшиеся экономические отношения. Этому способствовали и слухи о заразе, и передающиеся шёпотом старые легенды о Тарди Апри и новые – о благородном привольном Олине, сыне Тарди, продолжающем дело отца. Легенды, как это всегда с ними бывает, с каждым пересказом обрастали новыми, подчас фантастическими подробностями, но определённая доля истины в них всё-таки оставалась.

Оставив Бади за нелёгким делом оприходования поступивших в казну априйских тимов, я вновь вернулся в Подземный Город. В конце «Руководства по пользованию неприрученным Мечом» стояла фраза: «При необходимости приручить Меч следует обратиться к директории…» Я заглянул по указанному адресу. После подсказанной компьютером комбинации нажатий кнопок рукоятка распалась на две половинки, открыв моему взору нишу среди переплетения сложных электронных плат, где покоился маленький слиток блестящего металла сложной формы, что-то – я не мог понять, что именно – мне напоминающий. Вот это-то и есть настоящий Меч! А всё остальное – только лишь пульт управления.

Следуя инструкции, я прошёл к «биоэнергообменнику с ограниченными реституционными свойствами» (в народе – «омолаживатель»), вставил Меч в указанное гнездо, включил установку и лёг на место пациента. Раздалось лёгкое гудение, пахнуло озоном. Резко отяжелели веки, по всему телу прокатилась волна сладкой истомы, и я заснул.

* * *

Меня мучили кошмары. Сначала мне привиделся веломудр Илен. Я сидел, зажатый в «пытальнике», а он стоял надо мною с горящим Мечом.

– Вот и всё, Водорог, – хмуро говорит он. – Ты выполнил своё Предназначение. Мне нужен Меч. Ты его принёс. Прощай. Тебе больше нечего делать на Ланеле.

Он взмахивает Мечом, и пылающий клинок, оставляя за собой светящуюся трассу, несётся к моей шее. Однако в последний момент под «пытальником» открывается люк, и я проваливаюсь в кромешную темноту. Крепления ослабевают – и вот уже я в свободном полёте, ничего не видя, продолжаю куда-то падать. Сердце колотится в бешеном ритме. Вдруг резко вспыхивает свет, и я оказываюсь на плато Синих Псов. На меня, дико визжа, несётся огромная стая крысобак. Я бросаюсь прочь. Ноги до половины голени увязают в щебне, бежать неимоверно трудно, но скальные останцы тем не менее мелькают мимо как вагоны скорого поезда. Одни из них обдают меня нестерпимым жаром, от других веет полярным холодом. Солнце и луна мелькают на небосклоне словно заснятые рапидом. На вершине Зуба Дракона стоит дворник дядя Саша и большой фанерной лопатой как мухобойкой сбивает атакующие его «ледры». Внезапно я оказываюсь в тупике, стенки которого крутые и мягкие, словно обитые дерматином. Вжавшись в стенку, я с ужасом наблюдаю за приближением своры крысобак. Вот самая шустрая подскакивает ко мне и, ухватив за большой палец правой руки, принимается с урчанием его жевать. Остальные начинают выстраиваться в очередь, вежливо интересуясь друг у друга, кто крайний. Боль становится невыносимой.

– Мама! – ору я в отчаянии. И она, моя мама, появляется. Она вырисовывается из облаков на фоне лазурного неба подобно образу Девы Марии и, погрозив пальчиком, говорит мне:

– Вот видишь, что бывает с теми, кто не кушает суп из-за того, что в нём плавает варёный лук?!

* * *

Проснулся я весь мокрый от пота, судорожно сжимая «пожёванный» палец. Я потряс рукой, стараясь прогнать боль, и, как в детстве, подул на больное место. Но дыхание перехватило, едва взгляд упал на ноготь. Он сверкал серебром! И я понял, что мне напоминала форма Меча: это точная копия слитых воедино ногтя и фаланги пальца. Омолаживатель заменил мне кость на прибор. Вот, оказывается, как следовало понимать термин «приручение»: буквально. А так как пульт остался в рукоятке, следовательно, управлять Мечом можно, посылая ему ментальный сигнал, как любому другому органу: Меч стал частью моего организма.

Испытывать «прирученный Меч» инструкция советовала в таком месте, которое «исключит жертвы и разрушения». Это согласовывалось с моими планами. Отложив испытания на завтра, я, чувствуя себя усталым и разбитым, с трудом добрёл до нашего ковчега и рухнул на свою койку.

– Что случилось, Светлый? – забеспокоился Бади.

– Ничего страшного, дружище. Отдохну, высплюсь, и всё будет нормально. Скажи мне вот что: ты маникюр делаешь?

– Как можно! – густо покраснел Бади. – Я же солидный и уважаемый горожанин! А теперь ещё и министр.

– А что в этом постыдного?

– Не знаю… Может, и ничего. А… что это такое?

– Ногти, спрашиваю, стричь-красить умеешь? – усмехнулся я.

– А то! – обрадовался он. – Как и всякий уважающий свою профессию цирюльник! А слово-то какое красивое: «ма-ни-кюр»! Надо обязательно запомнить!

– Мне надо покрасить ноготь…

– Только один? Ну что ж, если таково желание Светлого… В какой цвет? Красный? Оранжевый? Или… – он хитро подмигнул, – …в серебряный?

– В естественный, – ответил я.

– Как?! – подскочил Бади, увидев мой ноготь. – Ты стал Мечпредержащим?! Всесветлым?

– Успокойся. И не называй меня Всесветлым. Просто сделай так, чтобы этот ноготь не отличался от других. Сможешь?

– Без сомнения, Всесвет… без сомнения! – И он суетливо принялся искать сумку со своими цирюльницкими инструментами.

Дорога Суродила—Отонар, 33 вивината 8855 года

Поздним априйским вечером мы с Буцефалом, щеголяющим в новеньких, сверкающих серебром нарожниках и накопытниках, вышли на знакомую поляну в каньоне под Суродилой, где ещё только-только занимался хмурый рассвет. Погода здесь не радовала: небо скрыто тучами, ветер сильно раскачивает деревья и пригоршнями бросает в лицо мелкие капли. Видимо, дождик моросил уже давно, потому что всё кругом промокло, тут и там матово блестели лужи. Еле заметная, почти скрытая густой порослью травы и кустарника тропинка, по которой мы с А-Ту впервые прошли сюда больше месяца назад, за прошедшее время успела превратиться в торную дорогу: слишком часто ею приходится пользоваться.

«Это плохо, – думал я. – Ещё принесёт нелёгкая кого-нибудь из людей императора. Надо будет здесь в целях маскировки поставить дрогоут. Маленький, на одну семью. Правда, места под него маловато, со всех сторон лес подступает, надо будет расчистить. Вот это дерево в центре поляны срубить…»

Стоило мне только так подумать, как это самое дерево, своими высотою и толщиною напоминающее хороший кедр, покачнулось под очередным порывом ветра и, шумя листвой и треща ломающимися ветками, рухнуло на землю. Я подошёл к пню и увидел знакомый, ровный до зеркального блеска срез.

«Та-ак!.. Вот как интересно! – Я бросил взгляд на свой серебряный ноготь. – А если я захочу все сучья обрезать?»

Дерево, до того опиравшееся на множество толстых, выдержавших падение веток, шлёпнулось на землю идеальным цилиндрическим бревном.

«Вон ту маленькую веточку перерезать так, чтобы не задеть соседние! Срезать верхушку того дерева! Разрезать комель на части! Вырезать деревянный шар!»