Тришестое. Василиса Царевна - Леонид Резников

чего мусор всякий в реку мою бросаешь? – продолжал бушевать водяной, шлепая по воде огромным радужным хвостищем. – И так всю реку изгадили, и ты еще! А ну…

Договорить ему не удалось, поскольку рядом с плотом из воды вдруг показалась щукина морда.

Все трое разом уставились на нее.

– Чего звал? – шепеляво спрашивает щука. – Случилось что?

– Да вот, – ткнул Иван Царевич пальцем в водяного. – Проходу не дает, грозит, кулаками машет. Мы на тот берег перебраться хотели, а он привязался как банный лист.

– Он? – обернулась щука к водяному, подвигав плавниками. – Ты чего, килька-переросток, к людям порядочным цепляешься, проходу не даешь, ась?

– Ха! – схватился за пузо водяной. – Ха-ха! Будет мне еще всякая жабра старая указывать. Плыви себе.

– Ах ты… – захлопала зубастой пастью щука. – Ах ты, щенок лопоухий, ты как со старшими разговариваешь, ась? Я тебя спрашиваю, кобель ты вуалехвостый!

– Я… – опешил водяной от такого напора.

– Ты чего удумал, пакость ты зеленая? Людёв топить? Я ж тебя щас!.. – и щука ринулась на водяного. – Укушу! На клочки разметаю, рак ты пучеглазый, и икры не останется! Слышь?

– Ай! Не тронь меня! Не тронь, слышишь? – заметался в воде водяной. – Нет у меня икры, у меня молоки-и.

– Молоки? Молоки я люблю, – хлопнула пастью щука и вцепилась в тощую филейную часть водяного. – Гы!

– Ай-яй-яй-яй-яй! – взвыл тот, высоко выскочив из воды, объятый тучей брызг. – Ой-ей-ей! – и хлопнулся обратно в воду, сделав полный переворот в воздухе.

Щука висела у него на заду, вращая глазищами, будто приклеенная.

– Отпусти-и-и! – захныкал водяной, вновь показываясь на поверхности и вертясь волчком.

– Гы-ы! Гы-гы! Тьфу! – выплюнула чешую щука. – Будешь еще маленьких забижать, шпана подмостная, ась? Да над старухами глумиться?

– Не бу-уду, – всхлипнул водяной, потирая укушенный зад.

– Ишь, моду взял! Я те покажу жабру старую! – погрозила щука плавником.

– Ай, не надо! – Водяной спрятался за сваей. – Ну скажите ей, пусть отстанет.

– Я те скажу, молокосос, я те так скажу! – яростно вильнула хвостом щука. – А ну, таш-ши плот, куда надобно! – ударила она плавником по воде.

– А куда надобно-то? – плаксиво промямлил водяной. Он уж и не рад был, что с прохожими связался.

– На тот берег, – показал Иван Царевич.

– Да без шуток, слышь? – грозно предупредила щука.

– Шутки, шутки, – проворчал под нос водяной и вцепился в плот. – Шуток не понимают. А мне, может, скучно тут одному сидеть. Да отпусти ты столб! – крикнул он Якову. – Я чего, с ним тебя тащить должен?

– Ага, – опомнился кузнец, с трудом разнимая объятия.

– Скучно ему, ишь! – хлопнула пастью щука. – Так я тебя сейчас позабавлю-развеселю.

Водяной косо глянул на щуку и заткнулся. Вцепившись обеими руками в плот, он ударил хвостом по воде, и плот медленно двинулся к противоположному берегу.

– Не опрокинь! – давала советы щука. – Правее забирай, слышь? Куда таш-шишь-то? Сюды рули, на меня… Эх, остолоп молодой!

Водяной вяло огрызался, но плот все же тащил. Вот уж и берег другой – рукой подать. Ткнулся плот в бережок пологий, Иван Царевич с Яковом с плота соскочили и щуке кланяться принялись:

– Спасибо тебе, бабушка, век помнить будем!

– Да будет вам! – смутилась щука старая, глаза в сторону отводя.

А Иван Царевич в суме порылся, хлебца с колбаской достал и щуке бросил.

– Не побрезгуй, – говорит, – бабушка. Отведай, чего бог послал.

– Не стоило, лишнее то, – щука говорит, а сама вокруг хлеба с колбасой так и вьется.

– Щуке, значит, колбасы и спасибо! – разобиделся на Ивана Царевича да на Якова водяной, что в сторонке плавал, губы надул и слезу незаметно утер. – А мне, значит, шиш красивый?

– И тебе спасибо, чудище, – брякнул не подумавши кузнец.

– Сам ты… чудила, – еще больше разобиделся водяной. – Редиска самоходная!

– Ох, прости, – Яков говорит. – Само вырвалось как-то, не хотел я тебя обидеть. А только наружность у тебя больно необычная.

– На себя лучше глянь, орясина бесхвостая, ходульная!

– Ну, будет тебе дуться. На вот, тоже отведай, – кузнец достал из сумы рыбу вяленую да вина и водяному предлагает.

Обрадовался тот, руки протянул, а тут щука с хлебом как раз расправилась и влезла:

– Ну, коль я не нужна боле, – говорит, – до дому я поплыла.

– Да-да, еще раз благодарствуем, бабушка, – Иван Царевич ей отвечает. – Сильно вы нам помогли.

– А и не на чем, сынок! – и к водяному обернулась. – А ты смотри у меня, шалопай! Не балуй боле.

Водяной опять на всякий случай за сваю спрятался. Щука хвостом вильнула и на глубину ушла. А как скрылась она, водяной осмелел, к кузнецу подплыл, выхватил у него из рук гостинцы и ну рыбу уминать да вином баловаться.

– И сколько ж ты не ел? – дивится на него кузнец. – Будто с цепи сорвался.

– Давно, – прочавкал водяной, глаза от удовольствия жмуря. – Очень давно. Одной тиной и питаюсь.

– Ох ты ж бедняга, – сочувственно покачал головой Яков. – Никак тоже от Кощея натерпелся, а?

– Было дело. – Водяной последнюю рыбешку в рот запихал, вином запил и ну около кузнеца вертеться, добавки выпрашивать, хвостом вилять, будто собачонка какая.

– На, – еще кузнец рыбу протягивает. Добрый он был, Яков, видеть не мог, как мучается кто. Особо голодом. Потому как к еде сам неравнодушен был – первейшее дело то!

Стрескал водяной добавку, пузо погладил и на воде разлегся. Улыбку на лице сытую изобразил.

– Хорошо!

– Ну, тады мы пошли, – говорит Яков. – Извини, дел много, а времени в обрез. Бывай!

И только от реки отвернулся, окликнул его водяной:

– Постой, мил человек!

– Чего еще?

– Отблагодарить тебя хочу.

– Так ты уже отблагодарил, через реку нас переправил.

– То щука, а не я, – кашлянул в кулак водяной. – А от меня другая благодарность будет. Только наперед скажи, зачем вам на этот берег приспичило: к Кощею, что ль, в гости идете?

– Вертел я его… гости, – зло ответил Яков и в сторонку сплюнул – сначала в реку хотел да передумал вовремя.

– В морду ему давать идем, – доходчиво пояснил Иван Царевич.

– О-о! – глаза водяного округлились. – Чем же он вам так досадил?

– То не твоя забота, – охладил Яков интерес водяного. Нечего всем подряд душу раскрывать. Кто его знает, что еще за душа у него, может, хмырь какой болотный, то бишь речной.

– Ух! Серьезный ты, мужик, – прицокнул языком водяной. – Я бы и сам Кощею не прочь в глаз засветить за реку свою, да не добраться мне до него. А он ко мне в реку не желает лезть: я его один раз подловил на мостике и притопил чуток.

– Так это он мост разломал? – догадался Иван Царевич.

– Ага! Купаться,