Ничего не возьму с собой - Алла Полянская

* * *

Аня Лепехина почти не спала. Только закрывала глаза, как вдруг появлялся Игорь и что-то говорил ей, пытался втолковать в своей обычной мягкой манере, его карие глаза смотрели на Аню привычно — ласково и грустно.

И Аня просыпалась и не помнила ни слова из того, что Игорь ей сказал.

А то, откуда ни возьмись, вдруг приползала змея.

И было бы логично, если бы змея потом превращалась в Габриэллу — такие аналогии подсознания расшифровать легко. Но нет, змея была обычной змеей — маленьким африканским бумслангом, пугливым и чрезвычайно ядовитым, который почему-то заползал, прячась, в ее шкафчик и там плакал. Аня слышала его горестные всхлипы, и ей было жаль ужасно ядовитого зеленого бумсланга, вот хоть и африканского.

И она снова просыпалась.

Никита спал в спальне своей матери. Анастасию Петровну прооперировали и перевели в реанимацию, куда их так и не пустили. Вышел Семеныч, и как старых знакомых зазвал в свой кабинет, где обстоятельно растолковал, что именно сделал, и сколько времени займет восстановление, и чтоб они разных глупостей и в головы не брали, потому что все идет по плану, им, Семенычем, составленному, и вообще ступайте домой, нечего тут стерильность нарушать.

И они перестали нарушать стерильность.

Никита молчал — сказался стресс, и Аня молчала, и так они почти доехали до дома, когда Никита заявил, что нужно ехать в магазин и купить Ане какой-то одежды. Аня не стала возражать, она и сама думала, как ей быть с одеждой, но Никита уже все решил. И они заехали в те магазины, которые еще работали, и успели купить кое-какой одежды. Потом Аня все это стирала, готовила ужин, а Никита сидел на кухне и о чем-то думал, и они молчали, но такое молчание не напрягало. Это был все равно что разговор — они знали, о чем думает каждый, но говорить об этом пока не могли.

Но иногда и помолчать вместе хорошо.

Потом Никита ушел спать и сразу уснул. После сильного стресса он всегда спал как убитый, просто проваливаясь в благодатную темноту.

У Ани все было по-другому: стресс отнимал у нее способность уснуть. Ей нужно было что-то делать или хотя бы книжку почитать, чтобы мозг переключился на другое.

И она ушла на кухню, потому что в гостиной висел большой портрет генерала Радецкого, и генерал смотрел на нее со спокойным знанием, и Ане отчего-то было перед ним стыдно.

Тем более что дела-то идут так себе.

Аня сидит на кухне и думает о том, что же им с Никитой делать. И хотя полицейский заверил, что вот, дескать, во всем, граждане, разберемся, и всем сестрам по серьгам, и по чему попало раздадим. Да что-то не особо верится в такую резвость полиции, ведь если вдуматься, зачем хотя бы тому же Виктору Васильеву их с Никитой проблемы. Вряд ли он разберется, вон сколько хитросплетений навалилось, а тут еще и племянница его оказалась замешана. Пусть поначалу он ругался на чем свет стоит и угрожал запереть ее навсегда и потерять ключ, да только племянница — она и есть племянница, даже если со стороны жены и вообще двоюродная. Кто это когда видел, чтоб полицейские своих племянниц сажали, хотя бы даже и противных.

Зазвонил телефон, и Аня вскинулась — с некоторых пор она боялась звонков. Тем более могла позвонить мать и начать с ходу начать выяснять отношения, а этого Ане совершенно не хотелось, у нее просто сил не было ни на какие выяснения.

Но звонил Виктор, и если полицейский звонит в такой час, значит, дело срочное.

— Надеюсь, не разбудил? — Виктор, видимо, из тех, кто сокращает необходимые вежливые «расшаркивания» до минимума. — Я тебе сейчас сброшу фотографии, ты почту глянь. Может, узнаешь кого.

— Что за фотографии?

— Сама увидишь, — голос Виктора усталый, он явно чем-то расстроен. — Я буду на телефоне. Иди смотри прямо сейчас.

Аня принесла из комнаты ноутбук Никиты и вошла в свою почту. Так и есть, множество фотографий, файл заархивирован.

— Я пока разархивирую… Может, я перезвоню вам?

— Нет, дело спешное. — Виктор настроен серьезно. — Ну, открыла?

Фотографии загружались медленно, и тем не менее Аня поняла, что это за фотографии.

— Извини, что приходится снова на это смотреть, но дело мое не терпит проволочек.

Конечно, Аня не стала впадать в истерику по поводу фотографий. Смысла нет в истерике, если она была на похоронах, все видела. Да, переживать это заново ощущение так себе, но на истерику не тянет.

— Ну, ты там уснула? Нашла время спать. — Виктор явно чем-то раздражен. — Ты смотришь или нет?

— Да смотрю я, смотрю! — Аня очень не любит, когда на нее срываются без причины. — Пока ничего такого нет. Такого, чтоб…

Она замолчала, остановившись на одной из фотографий.

Кто знает, как это было снято. Возможно, в полиции служит непризнанный гений фотографии, а может, просто случайно, но фотография Аню испугала.

На фотографии гроб с телом Игоря, их родители — матери, похожие, как сестры, ее отец, как всегда, отрешенный и думающий, скорее всего, о каких-то своих делах, и отец Игоря. Видно, что он в этой группе единственный, кто испытывает настоящее, мучительное горе, которое разделить ему совершенно не с кем.

В стороне она сама с Никитой, и на ее лице тоже написано горе. Ей так жаль Игоря, и так страшно он умер, и Никита приобнял ее за плечи, словно защищая. Она помнит, что чувствовала его руку на плече, и ей не было одиноко.

А за спинами родителей, но поодаль стоит Влада. Но смотрит она не на гроб с телом брата, не на родителей. Она смотрит прямо на них с Никитой, и выражение лица у нее… Аня даже поежилась, до того это лицо красноречивое, а ведь она и не знала, что Влада так ее ненавидит. А главное, за что? Ничего плохого Аня ей никогда не сделала.

На фотографии Влада смотрит на них и говорит с кем-то по телефону.

— Аня! Ты почему молчишь? — раздражается сильнее Виктор.

— Нет, нет. Все в порядке. — Аня не знает даже, как сформулировать то, что ей сейчас открылось. — Виктор, фотографии перед вами?

— Да, а ты имеешь мне что-то сказать?

— Я не уверена, но…

— Ань, времени на сомнения нет. Если тебя что-то зацепило, просто скажи.

Аня вздохнула. Ну, а что она хотела? Это же полицейский, а не учитель хороших манер. И она, запинаясь, пытается описать Виктору свои впечатления от фотографии.

— Вы понимаете, что она могла мне солгать? — Аня сердится, но сама не понимает на кого. — Ведь если бы у Игоря была какая-то переписка или общение, это бы обнаружилось? Ведь вы изъяли его девайсы?

— Именно. — Виктор вздохнул, вспомнив, как они это обсуждали с Бережным. — Ничего не было. Вот это меня и тормозило. А ответ-то, возможно, вот он. Игорь с сестрой нормально общался?

— Да. У нее же совсем не было друзей, Игорь говорил, что она очень одинока. И он постоянно рассказывал ей о нашей работе, о том, что и как в магазине. Влада очень интересовалась и даже хотела попытаться поработать у нас. Но вот как раз насчет этого Игорь был против, он считал, это неудобно.