Конан и путь героев - Джеральд Старк

Лошадь устало фыркала, должно быть, проделав за день немалый путь. Прошелестел вынимаемый из ножен клинок – всадник счел правильным и необходимым отсалютовать погребальному пламени – и спросил:

– Когда это случилось? После нашего отъезда?

Герцог поворачивал голову так медленно и осторожно, словно опасался ее повредить, и уверял себя, что ослышался. Этому голосу не подобало звучать в этом месте, а его обладателю – тут находиться…

Конни чуть виновато косился на Пуантенца с высоты конской спины. В паре шагов столпились остальные спутники принца, все до единого – растерянные и какие-то обескураженные.

– Ты почему здесь? – выдавил Леопард, стремительно перебирая возможные догадки и тут же их отвергая. – Почему вернулся? Я же сколько раз тебе повторил – никакого проку от твоего присутствия нет…

– Вернулся, потому что не смог уехать, – Коннахар спрыгнул наземь и виновато пожал плечами. – Не по своей вине, между прочим. Мы добрались до развилки у Токлау, а далее пути нет. Там такое…

– Вокруг Рабиров выросла стена из черного тумана высотой до самого неба, – вполголоса произнес Эвье Коррент. – Сквозь нее ни зги не видно, а соваться внутрь мы не рискнули – боязно. Ничего не оставалось, как скакать обратно.

Вырвавшийся у Просперо звук более всего напоминал страдальческое мычание. Внезапно ему захотелось изловить тень Драго и трясти до тех пор, пока старый хитрец не признается, какую новую игру он затеял.

Словно усугубляя его отчаяние, с расположенной на полуденной границе лагеря заставы донесся какой-то невнятный шум. Вскоре из-за угла хозяйственных построек показались трое всадников, сопровождаемые эскортом пуантенских конных егерей. В середине, мрачно глядя перед собой, ехал молодой человек, по виду уроженец Рабиров. Слева от него, настороженно косясь по сторонам, держалась похожая на задиристого мальчишку-подростка гулька с пышной копной темных кудряшек, а справа некто высокий, в линялом синем плаще с глубоко надвинутым капюшоном.

– Рейе! – воскликнул принц, однако первоначальная радость узнавания мигом сменилась замешательством, едва Конни задумался о причинах нынешнего появления Рейенира Морадо да Кадена в пределах Лесного Княжества. – Э-э… а я думал, ты в Кордаве… Понимаешь, мы тут…

– Славно проводим время, – жестко докончил да Кадена, соскочил с коня и пошел на принца. Конни невольно попятился. Просперо заступил рабирийцу дорогу.

– Отойди, Пуантенец, – потребовал Рейенир, раздувая тонкие ноздри, как бык перед атакой. – Во имя Трех Благих Камней, дай мне до него добраться. Эта малолетняя царственная задница нуждается в хорошей трепке! Да пропусти же!

– Рейе, прекрати, – вполголоса увещевал Просперо, по-прежнему загораживая Коннахара широкой грудью. – Ты не все знаешь… На нас смотрят, он, в конце концов, особа королевской крови… Не будь хоть ты ребенком, в конце концов!

– Отправь отсюда своих людей, – упорствовал гуль. – Ты тоже всего не знаешь. Ты не видел, что творится на Полудне! Проклятье, если бы такое учинил мой собственный сын, я… я бы его… я бы ему голову оторвал!

Пуантенцы, немногочисленная свита Конни, а также те, кто собрался, дабы с почетом проводить в иной мир Князя Рабиров, переводили взгляд с герцога на да Кадену в полном недоумении. Ссора грозила вот-вот перерасти в обычнейшую драку, ибо гуль твердо вознамерился задать взбучку виновнику всех бед, а Просперо был столь же непоколебим в намерении ему воспрепятствовать.

Неожиданно в разговор, ведущийся на повышенных тонах, вмешался третий участник, высокий и мрачный тип, чье лицо почти полностью скрывал капюшон синего плаща.

– Угомонись, – проворчал он, положив руку на плечо Рейениру. Тот, хотя и не отличался слабостью сложения, поневоле присел. – Не время и уж никак не место. Сделанного не воротишь, Рейе, и… они собрались для отдания последних почестей твоему отцу. Если ты еще не понял – перед нами погребальный костер.

* * *

Четвертый день, считая от пронесшейся над Забытыми Лесами магической бури, близился к завершению. Догорел печальный костер на берегу, остались в прошлом сказанные над ним слова, скорбные, гневные и примиряющие. Никто не посягал на безопасность аквилонцев. Донесения конных отрядов убедительно свидетельствовали о том, что Рабиры мало-помалу возрождаются к жизни. В шатре книжников работа кипела вовсю, но месьор Кодран уже заявил, что неплохо бы отправить часть его подчиненных в Орволан, ибо тамошняя библиотека подходит для сосредоточенного и напряженного труда гораздо больше, нежели шаткий стол в палатке, вокруг которой постоянно гомонят и голосят на все лады. Делле, отоспавшийся, посвежевший и воспрявший духом, передал от лица старшего лекаря, что тяжелораненых в наличии нет, а выздоравливающие вполне способны перенести перевозку на подводах.

Становилось ясно, что дальнейшее «торчание в глубочайшей… э-э… осаде», по меткому выражению острого на язык Эвье, постепенно утрачивает смысл.

В этот вечерний час, избранный Просперо для военного совета, в просторном общем зале на первом этаже гостевого дома собрались все, кто тем или иным образом оказался причастен к событиям последней седмицы. На выскобленных до шелковистой гладкости лавках и накрытых циновками сундуках вдоль стен расположились Рейенир да Кадена, Иламна, высокоученый мэтр Кодран, командиры сотен, а также – на правах живых свидетелей и непосредственных участников разыгравшейся драмы – все бывшее Братство Охотничьей залы: Эвье Коррент, Ариен Делле, Ротан и Меллис Юсдали, Гиллем Ларбера, Лиессин Майлдаф и, разумеется, принц Коннахар вместе с баронеттой диа Монброн. Последней хороший отдых вернул большую часть ее привлекательности, и Айлэ чувствовала себя вполне сносно, но, несмотря на это, и она, и Конни выглядели смущенными и подавленными. О причине сего смущения нетрудно было догадаться, только посмотрев на Рейенира. Гуль до сих пор не мог простить юной парочке их опасного безрассудства и временами бросал в сторону Конни взгляд, полный гневной укоризны.

Гвардейские чины переговаривались в своем углу, мэтр Кодран погрузился в раздумья, Ларбера, Меллис и ее брат о чем-то ожесточенно спорили полушепотом, и время от времени Эвье зло шипел на них: «Да замолчите же!». Сам Золотой Леопард устроился в единственном уцелевшем после давешнего разгрома кресле, массивном, вырезанном из цельного древесного ствола с причудливо переплетенными ветвями и похожем скорее на трон. Не настоящий трон, конечно, – но все без исключения понимали, что слово герцога будет решающим на предстоящем совете, главным вопросом коего станет вопрос о наследовании власти в Рабирах.

Что же до единственной личности (каковой, собственно, дожидалось собрание и чье слово могло быть еще более весомым), то означенная личность вопиюще отсутствовала в зале совета и вообще в имении Рунель. Одноглазый маг, едва догорел погребальный костер, осведомился, в каком именно месте совершался ночной обряд. Услышав ответ, повел себя крайне странно: схватился за голову, изрек несколько скверно звучащих слов из речений зингарских мореплавателей и спешно отбыл в неизвестном направлении – причем отправился пешком. Сопровождать его никто не рискнул.