Ричард Длинные Руки - барон - Гай Юлий Орловский

Местность неровная, холмы то рядком, то начинают карабкаться друг на друга. Получаются горы с уступами, прям сады Семирамиды, а там действительно сады, только дикие, отсюда различаю красные от ягод ветви, блестящие бока медово-желтых груш.

Зайчик фыркнул, впереди Пес отыскал ручей, шумно лакает, дергая хвостом от избытка чувств.

Сам ручей бежит широко и бурно, прыгая по камням. Выше по течению целый водопад, вода ниспадает красивыми широкими струями, дробится, иногда получается широкий поток, на скрытых водой уступах разбивается, те угадываются темными провалами…

Я вздрогнул: из водопада с угрюмой злобой уставился гигантский череп. Я повел плечами, стараясь избавиться от наваждения: все-таки это мое воображение, что заставляет в облаках видеть драконов, воздушные замки, очертания великанов. А здесь каменные уступы превратились в темные впадины глаз, один ниже изображает провал на месте носа, а вон там внизу – продолговатые зубы… Впрочем, в самом деле зловеще поблескивают на солнце острые резцы, а вот клыки…

С трудом заставил себя отвернуть взгляд от жутковатого зрелища. Кто-то с черным юмором подправил кое-что в камнях. Я еще застал любителей деревянных скульптур, то есть чудаков, что, отыскав причудливо изогнутое дерево или ветку, двумя-тремя взмахами ножа преображают в нечто хорошо узнаваемое. Кто-то порезвился и здесь, Малевич доморощенный… Или Сальвадор Дали.

Холм перешел в скалистую гору из темно-красного гранита с серыми прожилками, она медленно поднималась, пока не встала ребром. Дорожка идет под этой стеной, что уходит в облака, слева в двух шагах пропасть, а сама дорога позволяет проехать разве что трем всадникам в ряд. Я все больше тревожился: самое место для засады. Одна надежда, что, когда поедем отрядом, успеем проскочить раньше. Но когда дорога сузилась еще и еще, под ложечкой противно заныло. Вон там впереди дорога узкая настолько, что даже двоим не разъехаться, а это значит, что и без засады придется пробираться со всеми предосторожностями, завязывать коням глаза, все время разговаривать и гладить, а самому идти по краю пропасти…

Зайчик двигается бестрепетно, но я заставил его идти, прижимаясь к стене, царапая стену стременем, а то и задевая плечом: очень уж стараюсь отодвинуться от близкой пропасти. Дорожка, довольно протоптанная копытами и даже со следами колес, уходит вдаль вдоль отвесной стены, но неожиданно в самой стене я заметил широкий проход, как раз для всадника на коне.

– Погоди, – сказал я Зайчику вслух. – А не посмотреть ли нам…

В проходе сгущается сумрак, но в то же время оттуда дивно пахнет, словно там дальше райский сад. Пес увидел, что мы остановились, галопом вернулся, посмотрел на меня не по-собачьи внимательно, перевел взгляд на проход в скале, сделал туда шаг и… сел на толстую задницу.

Из прохода вышел и остановился, загораживая дорогу, плечистый и очень жилистый мужчина. В простой рубашке, ворот распахнут, открывая толстую шею, как будто сплетенную из толстых канатов. Мне показалось, что его лицо, да и шея тоже покрыты кожей такой же толстой, как кожаные доспехи. Рукава рубашки закатаны до плеч, толстые, перевитые жилами руки открыты во всей суровой мужской мощи. При взгляде на них я снова подумал о плотной коже, и тут только догадался, что это и есть тот самый легендарный Зигфрид, прозванный Роговым, за то, что его кожа не уступает по прочности стальным доспехам. Да что там не уступает, доспехи можно прорубить, но никому еще не удавалось Зигфрида даже ранить.

Он стоял и смотрел на меня холодными глазами остро и недружелюбно, но спокойно, просто загораживал дорогу. Несмотря на такую шкуру, делающую его неуязвимым, он не выглядел слишком самоуверенным, каким можно было стать. И вся фигура обличает воина, который не расслабляется ни на минуту.

– Привет, – сказал я как можно дружелюбнее. – Я всего лишь еду мимо.

Он сказал холодновато:

– Так езжай.

– А можно поинтересоваться…

Он покачал головой.

– Нет.

– Почему?

– Запрет, – ответил он. – Сам подумай, захочешь ли войти?

– А что там такое?

– Райский сад, – ответил он. – Так ваши называют такие места. Но покинуть его нельзя. Еще раз подумай, хочешь ли войти?

Я покачал головой, даже не раздумывая.

– Нет, спасибо.

Мне показалось, что довольная улыбка почти коснулась его губ.

– Вот видишь… Чувствуешь, что здесь очень скоро перестал бы вообще быть мужчиной и воином. Так что езжай по своим делам.

Мне почудилось, что он не так уж часто видит подобных мне, потому и разговорчив, несмотря на крайне суровый вид. Спросил:

– А этот проход… он всегда открыт?

Суровая улыбка наконец коснулась его губ.

– Догадлив. Нет, конечно. Открывается раз в сто лет, тогда когда нашим нужно что-то в вашем мире.

Я кивнул, тронул коня.

– Будь здоров. Извини, спешу. В следующий раз задержусь посмотреть на существ из Скрытых королевств.

Он улыбнулся шире, показывая, что оценил юмор. Я свистнул Бобику, тот оторвал зачарованный взгляд от Зигфрида, а зад от земли и нехотя побежал рядом с конем, все время оглядываясь.

Впрочем, на самом деле я проехал вперед не больше чем на полмили, посмотрел на небо, сказал себе, что это я обнаглел в незнакомых землях уж чересчур, здесь мне не тут, слишком уж у меня рефлексы человека благополучного мира, который настораживается только при переходе через улицу. А ведь вон там что-то шевелится, там колыхнулась ветка, а с другой стороны разом взлетели вспугнутые птицы. Хорошо, если кабан или медведь, ну, а если…

– Погуляли, – сказал я Псу, – и хватит! Возвращаемся.

Оранжевые облака постепенно краснеют, в середине сгущается до багровости, все двигаются неспешно, плывут, по голубому… нет, уже синему, даже темно-синему океану, что скоро залиловеет и заблестит первыми искорками звезд. Облака разрастаются по мере приближения. Я не сразу усек, что одно застыло, сверкает над горизонтом, не сходя с места. Сознание отказывалось поверить, что это не облачко, а стена или башня, вознесенная так высоко. Лучи вечернего солнца озаряют ее теми же золотыми лучами, что и облака. Однако облака в небе, а башня – на земле, как могут казаться на одном уровне?

Коней обнаружил, когда обогнул скалу. Эбергард сумел всех собрать на таком пятачке… нас обнаружат, когда наткнутся, не раньше. Трое не покидали седел, готовые то ли пуститься на мои поиски, то ли отражать атаки.

– Вольно, – сказал я. – На ночь брат Кадфаэль очертит круг, а сейчас все отдыхаем.

Дилан принял коня, жест вежливости, мой Зайчик способен о себе позаботиться сам, а седло не беспокоит. Граф Эбергард спросил раздраженно:

– Сэр… Легольс, стоило ли?

– Не знаю, – ответил я честно. – А что?