Узы крови - Сидни Шелдон

– Сколько пострадало людей?

– Около сотни. – Он взглянул на выражение ее лица и быстро добавил: – Концерн выплатил им всем компенсации. Не все они были такие, как на этом снимке, Лиз. Мы принимаем все меры предосторожности, но люди есть люди, и от ошибок никто не застрахован.

Элизабет вновь посмотрела на фотографию ребенка.

– Это ужасно.

– Не следовало бы показывать тебе это письмо. – Он провел пальцами по своей густой шевелюре. – Особенно сейчас, когда нам и так трудно. Есть проблемы поважнее этой.

Она подумала: «Что может быть еще важнее?» Вслух же спросила:

– Какие именно?

– Федеральная прокуратура вынесла отрицательное решение по нашим аэрозолям. В течение двух лет вообще будет наложено вето на их производство.

– Как это скажется на нас?

– Весьма чувствительно. Нам придется закрыть несколько заводов в разных странах и потерять одну из самых доходных отраслей.

Элизабет подумала об Эмиле Джипли и о препарате, над которым он работал.

– Что еще?

– Ты просматривала утренние газеты?

– Нет.

– Жена министра в Бельгии, мадам ван ден Лог, принимала бенексан.

– Это наше лекарство?

– Да. Из группы антигистаминов. Оно противопоказано людям с повышенным давлением. И это ясно указано на упаковке. Но она оставила это предупреждение без внимания.

Элизабет почувствовала, как внутри ее все похолодело.

– Что с ней?

– Сейчас она в коме и вряд ли выкарабкается. Газеты недвусмысленно намекают, что препарат этот изготовлен нами. Со всех сторон нас буквально забрасывают отказами на его поставку. А федеральный прокурор вынес постановление о возбуждении уголовного дела по этому поводу, но следствие продлится по крайней мере целый год. Пока они будут его вести, мы можем продолжать выпуск этого лекарства.

– Я хочу, – сказала Элизабет, – чтобы его немедленно сняли с производства.

– Зачем? Это очень эффективное средство для...

– Были ли еще пострадавшие?

– Оно помогло сотням тысяч людей. – Тон Риса был холоден. – Это одно из наших самых эффективных...

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Насколько помнится, один-два случая. Но...

– Повторяю: необходимо снять его с производства. Немедленно!

Едва сдерживая гнев, он сказал:

– Хорошо. А хотела бы ты знать, во сколько это обойдется концерну?

– Нет, – отрубила Элизабет.

– Хорошо. Это мы сделаем, – кивнул Рис. – Но это все – цветочки. А теперь о ягодках. Банкиры желают срочно с тобой встретиться. Они хотят взять назад свои денежки.

* * *

Оставшись одна в кабинете, Элизабет вновь подумала о монголоидном ребенке и женщине, которая сейчас лежит без сознания из-за того, что приняла лекарство, проданное ей «Роффом и сыновьями». Она прекрасно понимала, что от такого рода случаев не застрахована ни одна фармацевтическая фирма. Газеты ежедневно полны рассказами о подобных происшествиях, но в этот раз вина пала на нее лично. Необходимо еще раз переговорить с управляющими и выработать дополнительные меры по обеспечению максимальной предосторожности больных при приеме лекарства.

Это мой красавец сын Джон.

Мадам ван ден Лог находится в коматозном состоянии.

Она вряд ли выкарабкается.

Банкиры желают встретиться. Срочно. Они хотят взять назад свои денежки.

Она задыхалась, словно весь мир разом навалился на нее и придавил к земле. Впервые за все это время в ней шевельнулось сомнение, сумеет ли она справиться с подступившей бедой. Навалившееся на нее бремя было тяжелым и с каждым днем становилось все тяжелее. Она повернулась в кресле и посмотрела на висевший за ее спиной портрет старого Сэмюэля. Он был таким спокойным, уверенным в своих силах. Но и у него ведь тоже бывали сомнения и неудачи. И отчаяние. Однако он нашел в себе силы справиться с ними. Она тоже найдет в себе силы. Ведь она, как и он, – Рофф.

Вдруг она заметила, что портрет висит чуть-чуть криво. Видимо, сдвинулся от удара упавшей кабины лифта, потрясшего все здание. Она встала, чтобы поправить портрет. Едва она притронулась к нему, как крюк, на котором он висел, вдруг выскочил из стены, и портрет грохнулся на пол. Но Элизабет даже не взглянула на него. Она во все глаза смотрела на то место на стене, где он только что висел. Там, прикрепленный к панели лейкопластырем, виднелся крошечный потайной микрофон.

* * *

Было 4 часа ночи, и Эмиль Джипли в который уже раз снова засиделся за работой. В последнее время это уже вошло в привычку. Хотя Элизабет Рофф специально не оговаривала сроков окончания работы, он понимал, как важны были его результаты для концерна, и делал все возможное, чтобы быстрее все завершить. До него тоже дошли тревожные слухи о «Роффе и сыновьях». И ему очень хотелось помочь концерну в этот трудный час. Он был многим обязан концерну: высоким окладом и, главное, полной свободой действий. С большим уважением относился он к Сэму Роффу, и его дочь, Элизабет, также пришлась ему по душе. Элизабет Рофф так никогда и не узнает, что именно она была виновницей этих поздних часов работы. Он сидел, низко склонившись над столом, проверяя результаты последнего эксперимента. Они даже превзошли его ожидания. Глубоко задумавшись, он неподвижно застыл у стола, не обращая внимания на зловоние, чрезмерную влажность комнатной атмосферы, позднее время. Дверь открылась, и в комнату вошел охранник Сепп Нолан. Нолан ненавидел дежурить в ночную смену. Ему всегда было немного не по себе, когда он оставался один в экспериментальных лабораториях. Особенно раздражал его запах посаженных в клетки подопытных животных. Он почти не сомневался, что души убиенных животных никогда не покидали этих комнат. Хорошо бы потребовать, чтобы за привидения платили особо, думал он. Все уже давно покинули корпус, кроме этого чокнутого, который не может оторваться от своих клеток с кроликами, кошками и хомяками.

– Долго еще, док? – спросил Нолан.

Джипли недоуменно посмотрел на него, только сейчас заметив его присутствие.

– Что?

– Если вы еще немного здесь посидите, я могу вам принести чего-нибудь поесть, сандвич или там чего еще. Я хочу сбегать в буфет перекусить.

– Если нетрудно, только кофе, пожалуйста, – сказал Джипли и снова вернулся к своим графикам и расчетам.

– Тогда я закрою дверь снаружи, – сказал Нолан. – Я скоро вернусь.

Но Джипли даже не расслышал, что он сказал. Десять минут спустя дверь лаборатории снова отворилась, и чей-то голос сказал:

– Уже скоро рассвет, а вы все еще работаете, Джипли?

Джипли, столь бесцеремонно выведенный из своего забытья, с досадой взглянул на вошедшего. Когда он увидел, кто это, он в смятении встал из-за стола и сказал: