Сводные влюбленные - Лана Кохана

Папа вертелся возле дедушки Жака, в который раз пытаясь освоить искусство жарки мяса на тлеющих углях. В прошлом году поваром назначили его, и получившиеся ребрышки (розоватые и жесткие или, проще говоря, полусырые) подтолкнули деда провести «кулинарный ликбез молодежи».

Интересно, с каких пор «jeunesse» [62] употребляется в отношении возрастной группы «пятьдесят плюс»?

Мама и бабушка Симона наслаждались вином и наблюдением за этим процессом с такими похожими улыбками на лице.

А вот папины родители решили пропустить ежегодную вылазку на барбекю. Они раздобыли горящие путевки на Гавайи и в этот момент потягивали коктейли, грея кости под палящим солнцем. Я знаю об этом наверняка, потому что бабушка Берта обновляет инстаграм куда чаще меня.

Дядя Конор донимал меня вопросами о грядущем поступлении, а его жена атаковала Макса расспросами о планах в отношении карьеры. У меня складывалось впечатление, что этим двоим нужно было найти бесплатную рабочую силу для унылой бумажной волокиты и они разведывали обстановку, намечая нас с братом как потенциальных жертв.

— А как у вас дела с тем симпатичным брюнетом? — переключилась на меня тетушка Карен, придвигая ближе свой раскладной стул.

— Лучше некуда, — отрапортовала я.

— Вы уже, ну… — совала она куда не надо свой идеально сделанный нос. — Познали друг друга?

Что-то про «познание друг друга» как раз-таки МакКензи цитировал мне из Библии. Кажется, это было о деве Марии, муж которой «не знал ее», так как «носила она непорочно зачатое дитя Боже в чреве своем». Или что-то в этом духе.

По тяжелому вздоху Макса, по тому, как стремительно он отвернулся и как тетушка вопросила: «Понравилось?», я поняла, что ответа на ее вопрос не дала, а вместо этого просто сидела и светила зубами. Спохватилась и, быстро смяв улыбку с лица, замотала головой:

— Ничего такого между нами не было. Мы расстались, на самом-то деле. Остались друзьями. Пока познаю себя сама. А как у вас с мужем дела интимные? Он вас не разочаровывает?

Бедный дядя Конор поперхнулся. То ли от моей прямолинейности, то ли от собственного неумения нормально пить воду. Тетушка, видать, осознала, что перешла грань (а может, руководствовалась принципом «не можешь сказать хорошего — не говори ничего») и съехала с темы.

Будь на ее месте я, МакКензи хватило бы лишь названия кровососущего насекомого, но результат меня все равно устроил: в мою личную жизнь больше не лезли, и я могла сконцентрировать мысли на том, как намеревалась вскоре ее реабилитировать.

Макс

Волнение никак не покидало тело, даже несмотря на то, что весь день в моей голове звучал голос доктора Карр, наставляющий контролировать эмоции. Ладони прямо-таки омывались потом, что странно даже для человека, проводящего летний вечер не в Чапел-Хилле, а в адовом котле. И все же отступать было поздно, особенно учитывая, что острая потребность исправить оплошность интимного характера подтолкнула меня на похищение сестры.

Днем Бадди позвонил и сообщил, что на эти выходные уезжает к родным, оставляя меня одного хозяйничать в нашей квартире. Это стало отправным пунктом моего незамысловатого, а оттого гениального плана.

Уговорить родителей отпустить Этти со мной в центр посмотреть фейерверк было проще простого. Убедить их, что везти ее ночью нет нужды, ведь она может переночевать у меня, — шок, но тоже элементарно. В любовных связях с сестрой есть свои плюсы. К примеру, ее родителям ты определенно нравишься.

Этти бродила по квартире, поглаживая руками стены, протаптывая ногами паркет и ковер. Кофейный столик был усыпан моими карандашами, зарисовками со следами от кофе и коробками из-под китайской еды. Виной тому моя несобранность и наши с Бадди скудные кулинарные навыки. Я сгреб весь хлам в мусорный бак так быстро, как мог, а после спрятал и сам бак под раковину. Окинул взглядом содержание последней, тихо заскулил и поспешил увести Этти в уборную.

Пока она мыла руки, я то и дело менял позиции — прикрывал своим телом корзину, грязной одежды в которой было слишком много, чтобы иметь возможность ее закрыть. Все никак не дойду до прачечной.

Как только Этти закончила, я предложил ей направиться в мою спальню. Как чувствовал, вчера в ней прибрал. Сам же я помыл руки, прилизал водой волосы, ополоснул лицо (щеки пылали — хоть вместо гриля используй) и, ввалившись в комнату, закрыл дверь спиной.

— Тут мило, — осматривалась Этти. — Но чего-то не хватает.

— Разве? — немного нервно улыбнулся я. — Кажется, с момента как ты сюда зашла, все встало на свои места.

— Льстец, — игриво прищурилась она и достала альбом с полки. — Включишь музыку?

Пока Этти разглядывала мои наброски к одному из проектов по анимации, я включил ноутбук и запустил последний плейлист. Заиграла песня «Go all the way» группы The Raspberries. Я понизил громкость до значения, когда мелодия стала не более чем ненавязчивым дополнением, и заверил, что найду что-то поспокойней, имея в виду «поромантичней».

— А мне нравится эта, — сказала Этти, поправляя мои волосы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мне стоило больших усилий унять дрожь в пальцах, когда я коснулся ими нежной кожи ее щек, заскользил по шее вниз, к ключице, и мягко отодвинул лямку светло-розового платья. С трудом далось мне и ровное дыхание (или максимально приближенное к таковому), когда я касался губами ее плеч, груди, живота.

Оставшись в одном нижнем белье, Этти поспешила сравнять счет. На пол полетели мои толстовка, футболка, джинсы… Девушка так увлеклась, что даже забрала мою работу, скинув бюстгальтер самостоятельно. И хотел было возмутиться, но она принялась усыпать поцелуями мои бицепсы и грудь, поэтому я оставил замечание «В следующий раз раздевать тебя буду я» на потом и занялся ее трусами. Или тем, что было вместо них. Наряд Дюймовочки и то из большего количества ткани состоял.

На этот раз я тянул с тем, чтобы схватиться за презерватив и приступить к делу. Бен как-то говорил, что зачастую прелюдия предрешает удовлетворенность девушки от секса. О подобном заявлял и Бадди на прошлой неделе.

Сложно было сказать, появилось ли у Этти придыхание от возросшего возбуждения или от страха вследствие прошлого неудачного опыта. Одного воспоминания о том фиаско — повтор которого не просто нежелателен, а абсолютно недопустим, — хватило, чтобы я отпрянул от обнаженной девушки и замер.