Сводные влюбленные - Лана Кохана

Не сказать, что я эксперт в отношениях, но так ведь можно и просто друзьями остаться.

«Именно», — пришло от парня.

Стоило мне спрятать блокнот с волшебным зверем на обложке, как смена фокуса внимания сыграла со мной злую шутку. На вопрос Лоис, начали ли мы с МакКензи снова встречаться, я совершенно беспечно покачала головой, чуть не взболтнула лишнего про профессора и пожалела, что ранее не откусила язык.

— А с кем ты тогда собралась заниматься сексом? — последовал новый вопрос.

Я прокашлялась и как можно безразличней перекинула косу за спину.

— Однажды ведь это случится. Я так, на будущее.

Не уверена, поверила ли мне Лоис, — уж очень подозрительным был прищур карих глаз, — но это не играло большой роли. Куда больше меня волновало событие, намеченное на завтра.

Чаю успокоительного выпить, что ли?

28 июня

Макс

Воскресный день мы с Этти провели вместе. Кино, кафе и прогулка по парку виделись мне довольно насыщенной программой, после которой я планировал заглянуть к родителям не более чем на чай и уйти. Однако дома их не оказалось, и Этти предложила посмотреть выпускной альбом в ее комнате. Она побежала наверх, а я остался снаряжать поднос чаем и сладким. По дороге из кухни закинул в рот пару пече́нек, и те стали поперек горла, когда я открыл дверь и попал не в комнату сводной сестры, а на съемки постельной сцены в мелодраматическом фильме.

Непривычный запах, ударяющий в нос. Кровать, застеленная так, будто на ней отродясь не спали. И десятки свечей, горящих в полумраке.

Не наступить на последние было делом не из легких. Такая себе полоса препятствий, преодолевший которую получит… что-то. И я даже боюсь предположить, что.

Мне удалось ловко проскользнуть меж свечами и поставить поднос на тумбу, после чего я покосился на Этти. Она делала вид, что ищет альбом среди стопок книг и совершенно не замечает ни плейлиста, состоящего из одной только любовной лирики; ни лепестков роз (полагаю тех, что я подарил ей на прошлой неделе) под ногами.

Альбом, к слову, лежал на столе около книжного шкафа, но это не помешало Этти полезть «за ним» на самый верх и использовать меня вместо лестницы. Язык бы не повернулся сказать, что мне была неприятна сложившаяся ситуация, но белья на Этти не оказалось, и этот факт окончательно выбил из колеи.

Мне стоило неимоверных усилий дождаться, пока этот саботаж с книжным шкафом исчерпает себя, и при этом не выдать состояния полной готовности к весьма реалистичной постановке постельной сцены. Впрочем, не знаю, можно ли считать ее полной, если морально я был весь как на иголках.

Полетт

— Ты вся дрожишь, — шепнул Макс, поглаживая мои голые плечи.

— Должно быть, от холода, — соврала я.

— Давай я достану тебе бабушкин плед, — спохватился он. — Или хочешь мою толстовку?

И как только родители умудрились воспитать из Макса настоящего джентльмена? Это ж надо: я подгадала время, когда они уедут на унылую годовщину свадьбы дяди Конора и его жены, организовала романтику по высшему разряду (чуть волосы себе не спалила этими свечами), даже трусики «забыла» надеть, а он не то что к кровати не склоняет — он в ее сторону даже не смотрит!

Я провела ладонью по мужской груди, упорно борясь с нарастающим чувством паники.

Это ведь Макс. Мой Макс. Так почему же внутри так неспокойно?

Макс

— Согрей меня, — слегка обрывисто сказала Этти, расстегивая мою толстовку, и я засомневался в том, верно ли толкую ее слова.

— Это какая-то ме… метафора или… все же тебе нужна именно… толстовка?

Девушка так резко потянула меня на себя, что в голове промелькнуло опасение ее раздавить. Мы приземлились на кровать: мои руки по обе стороны от Этти, ее пальцы распускают косы, ноги оплетают мою поясницу, губы тянутся за поцелуем.

Я был так увлечен устами девушки, что не заметил, как она оказалась полностью обнажена, а сам я уже нависал над ней без рубашки, штанов, носков (что примечательно, так как из транса я вышел, когда с меня стягивали именно их) и с презервативом в руке.

— Ты… — Язык заплетался, мысли путались. — Ты уверена, что хочешь этого?

Полетт

— Да, — не задумываясь, ответила я.

Только вот спроси он: «Готова ли?», не уверена, что ответила бы так же. Все шло не по плану.

Каким-то лядом в плейлист попала Lady Gaga с романом, который лично мне не импонировал [61]. По коже ходуном ходили мурашки, пальцы на руках и ногах потихоньку превращались в ледышки. И хотя торс Макса обладал неплохой теплоотдачей, стоило мне коснуться себя, чтобы проверить готовность, как хладные руки пригрозили запустить процесс «развозбуждения».

Макс

Дыхание девушки было прерывистым, и, во время одной из его задержек, я решил успокоить ее, коснувшись носа своим.

— Этти, мы не должны делать того, к чему ты не готова, — шептал я, каким-то отдаленным участком мозга надеясь, что она даст заднюю.

Самому мне на это силы не хватит. Страшно до чертиков, да, но Этти я хочу больше, чем боюсь оплошать. Я люблю эту девушку всем сердцем — что может пойти не так?

Она потерлась носом о мой и, закрыв глаза, выдохнула:

— Я доверяю тебе.

Как вскоре выяснилось, зря.

29 июня

Полетт

Я сидела на кровати, оплетая подушку руками и ногами, словно была одной из тех чокнутых матерей с синдромом гиперопеки, а силиконовое изделие — моим обожаемым чадом. Рядом со мной лежала Грейс, а МакКензи слушал исповедь о неудачной попытке не зачать дите из кресла неподалеку.

— Холодно, бо́язно, — сокрушалась я, — и с музыкой все наперекосяк пошло. А потом еще мое любимое платье загорелось от этих дурацких свечей с ароматом мускуса! Он мне чуть обоняние не отбил! Афродизиак, как же.

— Музыка, свечи… — Грейс зачитывала мой конспект из блокнота с единорогом. — Да, Косичка, ты провалилась по всем пунктам. А, нет, погоди. Что на счет дыхания?

— С перепугу вообще, как дышать, забыла.

— Презерватив хоть не забыла?

— Нет! — оскорбилась я предположением МакКензи.

— Тогда чего ты так переживаешь?.. Погоди. Ты все-таки рыдала, да? — заломила проколотую бровь Грейс.

Я обрывисто кивнула и теснее прижала подушку к груди.

— Как белуха или бобер, который лишился жилья?

— Ларсен! — одернул ее МакКензи. — Хоть чуточку такта, прошу.

Он сжал мое колено, но я подтянула ноги к себе, перевернулась на живот и спрятала лицо в многострадальную подушку, из-за чего последующие слова прозвучали гулко.