Навия. Западня - Елена Булганова

– На какой срок восприемник забирает ребенка? – уточнил Сашка, тревожно скосив глаза на меня, потому что я не подавала признаков жизни. Просто сидела оцепеневшая, почти потеряв интерес к рассказу. Я уже обо всем догадалась.

– Навсегда, разумеется. Берут совсем малышей, чтобы они гарантированно все забыли и смогли приспособиться к другому миру. И если восприемнику удается сделать так, что ребенок до своего восемнадцатилетия даже не подозревает, что он особенный, никогда не встречается с такими же, как он, то в восемнадцать лет память о прошлых жизнях к нему не возвращается. И он получает все шансы прожить нормальную жизнь, создать семью, родить самых обыкновенных детей. То есть снова становится бессмертным, – с глухой тоской в голосе подытожила Инга.

– В смысле? – сделал стойку Дятлов. – Бессмертные – это еще кто такие?

– Это такие, как ты, – скривилась Конрад. – И все остальные люди, которые родились на этой земле и однажды продолжат свой путь… не знаю куда, главное, что продолжат. А Нутряной мир хоть и прекрасен, но это мир смерти, души живущих заперты в нем. Поэтому бессмертных там ненавидят и не видят греха в том, чтобы заманить в ловушку якобы лучшего мира.

– Инга, – очнулась я, – ты хочешь сказать, что мы с тобой и есть такие дети, которых принесли в этот мир и вырастили восприемники?

– Чего тут говорить, все и так ясно, – зло усмехнулась девушка, прижимаясь лбом к стеклу. – И самое плохое, что все оказалось зря!

Я хотела уточнить, но тут в комнату заглянула Светлана, сказала тихим виноватым голосом:

– Ингуся, мне нужно вернуться на работу, уже звонили. Можно, я прямо сейчас принесу вам чай и уйду?

– Да, давай, – резковато отозвалась девушка, и я в очередной раз поразилась тому, как она помыкает старшей сестрой.

Хотя это не мое дело, мне было о чем подумать. Женщина появилась в комнате почти сразу с большим железным подносом, застелила квадратный стол, такой же обшарпанный, как вся прочая мебель. Расставила чашки, сахарницу, во второй заход принесла чайник, не электрический, со свистком.

– Тебе налить? – снова обратилась она к младшей сестре, уже перебравшейся на стул.

– Сама справлюсь, иди уже.

Светлана в дверях задержалась, окинула нас всех разом тревожным взглядом:

– Но у вас же все в порядке, да?

– Да-да, все под контролем! – почти выкрикнула Инга, и Светланы след простыл.

У меня вдруг родился вопрос, переполошивший меня до печенок:

– Инга, но ведь с нашими родителями не должно случаться что-то ужасное?

Девушка озадаченно повернула незрячее лицо в мою сторону:

– Ты имеешь в виду наших восприемников? Почему с ними что-то должно случаться?

– Ну, моя мама умерла больше месяца назад, вы с сестрой вроде тоже одни…

Инга дернулась, будто ее ущипнули, расплескала налитый чай.

– Я не знала про твою… мать. Сочувствую, – сказала голосом, в котором не было ни грана сочувствия. – Но с моей, точнее, со Светкиной все в полном ажуре. Просто некоторые восприемники очень быстро понимают, что из другого мира никто не явится с проверкой. Сталкеру вообще наплевать, он после удачной операции обычно переезжает на новое место, чтобы не светиться. Или, накопив денег, вообще сваливает куда подальше. А заботиться о приемышах тяжело и накладно, семью не создать, и вообще много проблем. Моя восприемница терпела меня целых восемь лет, до моих десяти, а потом ее все достало. Хотела сдать в детский дом, но Светке тогда как раз исполнилось восемнадцать, она и заявила матери, что будет сама обо мне заботиться. Но самое ужасное… – Она вдруг со всего маха шарахнула кулаком по столу, так что наши чашки тоже наполовину опустели. – Хуже всего, что эта гадина мне все рассказала. Хотела таким образом отговорить родную дочь возиться со мной, типа все равно все напрасно. После ее рассказа у меня не осталось шанса стать нормальной. Света все равно забрала меня, и мы уехали. Скитались по разным городам, приехали сюда, потому что тут была какая-то дальняя родня. Они вроде сначала приняли в дом, даже посочувствовали, но после нескольких ночей стали чрезвычайно нервными и попросили нас на выход.

– Так, стоп! – Тут уж я подлетела на ноги и едва вообще не перевернула хлипкий столик вверх тормашками. – Скажи, что происходит с нами ночью, прямо сейчас скажи!

Краем глаза заметила, как тревожно глянул на меня и явно напрягся Сашка. Но я уже закусила удила, решив на этот раз идти до конца. Инга в ее раздраженном состоянии запираться не стала, ответила со злорадным удовольствием в голосе:

– Ты же понимаешь теперь, что для этого мира мы все давно мертвы, и этот знак смерти – главная головная боль для наших восприемников. В предрассветное время наши тела принимают свой истинный вид – превращаются в истлевшие останки. Плюс появляется ужасный запах. С другой стороны, по этой причине восприемники не рискуют связываться с детскими домами, понимают, что их разыщут и начнут задавать вопросы. Хотя мою восприемницу и это уже не останавливало, она больше боялась вопросов от своего нового…

Я ничего уже не слышала, потрясенная и убитая. Так вот что видела бедная Кимка, а потом и Сашка! Он, кстати, попытался взять меня за руку, но я вырвалась, отскочила к дальней стене, врезалась бедром в тумбочку, с нее на пол посыпалась стопка книг, зарядное устройство, какие-то безделушки.

– И это навсегда, что ли?! На всю жизнь?!

– Нет, только до восемнадцати лет, до дня рождения, – быстро проговорила Инга, озабоченная судьбой своего имущества.

– Ох, ну хоть так! – выдохнула я.

– С ума сошла, чему ты радуешься? – искренне удивилась девушка. – Одно закончится, начнется другое, гораздо хуже. Смертным нет места в мире бессмертных.

– То, что я все вспомню? – Сейчас это не казалось мне такой уж проблемой.

– Да, и это может оказаться ужасно, может свести тебя с ума. В любом случае прежней ты не останешься. Да еще вот это. – Она выразительно побарабанила пальцами по своей черной повязке.

– Что?!

Мне захотелось немедленно упасть в обморок от ужаса, потерять память и забыть все, что услышала в этой комнатушке. Я вообще не связывала слепоту Инги с ее рассказом. Мало ли что могло с ней случиться при такой жизни без родителей. Я повернулась к Дятлову и увидела страх и горечь на его побелевшем лице. Взяв себя в руки, он подошел ко мне и все-таки привлек к себе, погладил по голове, по спине.

– Я ослепну в свой день рождения? – через его плечо простонала я.

– Ослепнешь? – хмыкнула Инга. – Я не слепая. Но если сниму повязку, то вас и бегство не спасет.

– Что это значит? – мрачным голосом осведомился Сашка.

– То и значит. Помните, я говорила про таланты и про то, во что они выродились? Но там, в Навии, мы своим оружием – голосом или взглядом – отлично умеем управлять. А здесь – нет. Я могу снимать повязку, когда одна, но, если рядом окажется другой человек, мой взгляд вскроет его, как нож консервную банку. Парням легче – их голоса не убивают, только воздействуют на других таким образом, что люди чувствуют тошноту, теряют сознание, впадают в кому. Хотя, если крикнуть, то и умирают, да. А если они говорят мысленно, то могут внушить человеку что угодно, хоть удушиться собственными руками.