Белые Волки Перуна - Сергей Шведов

А Владимир суров и неприступен, даром что молод, но в синих глазах, которыми он смотрит на бояр, ни доброты, ни привета.

- Этак всю землю сгребут под себя волхвы, - выразил общее мнение Басалай и обернулся к старшине за поддержкой.

Поддержку он получил в виде нечленораздельного гула - то есть, в общем-то да, но никто не хотел лаяться с волхвами за чужой кусок.

Хабар и вовсе пожалел, что пришёл сюда. Какое дело новгородскому боярину до киевских земель. А Перуновы волхвы, чего доброго, решат, что Хабар в этом деле Басалаю потатчик.

- Каждый боярин своей вотчиной и нажитками распорядиться вправе, - громко произнёс новгородец. - А уж на дела угодные Ударяющему богу - тем более.

Киевская старшина на Хабаровы слова прореагировала по-разному, но злых глаз в его сторону смотрело больше, чем ласковых.

- Так Перун-бог и без того на землях славянских хозяин, - нашёлся Басалай.- Зачем ему нарезать отдельными кусками?

Слова Басалая дружно одобрила вся киевская старшина - утер-таки нос новгородцу. Да и по сути Басалай прав: разве не волею славянских богов владеют землёю на Днепре роды полянские, на Двине роды кривецкие и на иных землях тоже самое? Так зачем вносить путаницу в не нами установленный ряд. Боярин Хабар в спор с Басалаем вступать не собирался, своё неодобрение он ему уже высказал и, значит, перед волхвами чист. А наживать недругов среди киевской старшины ему тоже не с руки.

Владимир трёт ладонью подбородок и хмурит брови. Вроде и нет соперников ныне у киевского князя, а далеко не всё зависит в славянских землях от его слова. Даже здесь, в Киеве, оно не всегда закон, потому что кроме слова княжьего есть ещё слово боярское, и слово вечевое, и обычаи есть, по которым деды-прадеды жили. И чем дальше от Киева, тем меньше власти у Великого князя. Каждая старшина, что кривецкая, что новгородская, что древлянская, что вятская, что радимитская, требует своих князей-воевод и только на то соглашается, чтобы принять их из рук Великого князя. А слово присланного воеводы в тех землях значит ровно столько, сколько он привёл с собой мечников. Вот и призадумаешься тут. Если князь Владимир начнёт враждовать с волхвами, то они много могут попортить ему крови. И не одним ведовством сильны Перуновы ближники. Только в походе Владимира на Киев участвовало триста пятьдесят Белых Волков, а ещё большой вопрос - всех ли своих мечников показал князю кудесник Вадим. После того как Владимир утвердился на великом столе, Волки рассыпались по разным землям - Ладомир ушёл воеводой на Плешь, Бирюч сел среди радимичей, Плещей - среди вятичей, и ещё с десяток можно насчитать воевод, прикрывающих плечи волчьими шкурами. Так что если кудесник Вадим скажет своё слово против Владимира - слово это будет весомым.

По мысли Хабара, не станет Владимир из-за Басалая связываться с волхвами, но призадумается. Горд Великий князь и властвовать любит, а волхвы уж слишком жадно от него эту земную власть отгребают, чтобы он спокойно взирал на их старания.

Попал новгородец своими рассуждениями в самую точку - окончательного слова Великий князь так и не сказал, сославшись на то, что следует выслушать обе стороны. Но мало кто из старшины сомневался, что Басалай останется при своих, а потому и приуныли бояре, покидая княжьи палаты.

Владимир тоже собой недоволен. И даже не Блудовы земли его заботили, а недовольство старшины усилением волхвов и ростом их влияния на чёрный люд. А Великому князю это усиление выгодно?

Боярин Шварт звал Владимира на двор, взглянуть на жеребца привезённого из дальних стран, но князь только рукой махнул в раздражении. Один ныне князь в землях славянских, но так будет не всегда. И Всеслава разродилась Святополком, к величайшей Владимировой досаде, и Рогволдова дочка родила Изяслава. И как только сыновья Владимира войдут в возраст, так сразу и начнут тягать их себе племенные старшины, подбивая на смуту. А чем удержать всех под своею дланью? Кровью? Страхом? А что ещё остаётся делать, если на Руси уважают только силу. Не применив силу, даже собственные пальцы нельзя сжать в кулак, а что же тогда говорить о племенах, которые за различиями не видят общего.

Раньше кудесник Вадим, то ли из гордости, то ли из скромности, держался ближе к скотному двору, а ныне без спроса входит в княжьи палаты. Впрочем, на этот раз недовольство Владимира было несправедливым - звал он первого ближника Перуна для большого разговора.

И вновь, в который уже раз, поразили Владимира глаза старца - пронзительные и холодные, словно незабудки вмерзшие в лёд. За год борода и волосы Вадима стали длиннее, а более ни в чём не изменился кудесник - те же белые порты и та же белая рубаха. И ноги босы, но поразительно чисты, словно его на руках несли с Перунова холма до княжьего Детинца.

- Людей объединяет вера, князь Владимир, а кровь и страх - только дополнение к ней. Если все славянские племена и роды признают бога Перуна главным, а всех остальных богов старшиной при нём - это и будет основой единения. Так и получится, что Перун один наверху, а Великий князь один на земле, и только они вправе карать и миловать. А коли спускаешь ты волхвам младших богов хулу на Перуна, то и бояре начинают лаять тебя. Если нет порядка среди богов, то откуда же взяться порядку на земле.

Нечто подобное Владимир уже слышал и от Добрыни, и от самого Вадима, когда Перуновой стрелой летел к Киеву. Не только слышал, но и прислушивался, и надо признать - не прогадал. Сидит он теперь на киевском столе. Правда, забот у него с тех пор не убавилось, а скорее прибавилось.

- В ятвяжских землях силу взял кудесник Велняса, и из земель ятвяжских эта зараза переметнулась на земли кривецкие и радимецкие. Волхвы Велнясовы отказываются признавать Перуна главным богом, а значит, становятся опасны и для власти Великого князя - жди беды в землях кривецких и радимитских. Чтобы противостоять Велнясовым печальникам, Ударяющему богу нужны крепкие мужи, а потому и принял он в свою ближнюю рать боярина Блуда.

- Вместе с землями? – прищурился Владимир.

- Слабых из его семьи мы поддержим, а борзые родовичи вроде боярина Басалая и без того в жире плавают.

Что верно, то верно. Если верить Шварту, то Басалай от того взъелся, что ладью боярину Хабару спустил об заклад. Но и у кудесника Вадима руки тоже загребущие, боярам не уступит в жадности, а князю - во властолюбии. В земли ближние и дальние руки протянул и за каждую глотку ухватить норовит. Одно утешение - стар Вадим, и как бы ни был добр к нему Перун-бог, а не вечно же кудеснику топтать эту землю. Рано или поздно, но придётся ему отправляться в страну Вырай, а плоды его усилий останутся Владимиру, годы которого небольшие, да и сил в избытке.

Проводив кудесника, Владимир некоторое время пребывал в задумчивости, из которой его вывел тот же Шварт, возникший на пороге.

- Опять ты со своим жеребцом, - досадливо поморщился князь.

- Нет, - оскалился ближник. - На этот раз с Басалаем.

От Басалая радости князю немного, глаза только мозолит. А вот старшая дочка у боярина хороша - видел её как-то Владимир краем глаза. Взять её в жены – свою честь уронить, а взять в наложницы - уронить честь боярскую.