Белые Волки Перуна - Сергей Шведов

Но Бакуня, видимо, думал иначе, во всяком случае, Ладомиру так показалось по внезапно появившейся на худом лице ведуна улыбке и хитрому прищуру синих глаз.

С самого утра боярин Блуд затосковал - не было ему ни знака, ни видения от Перуна. А была головная боль после вчерашнего пира в княжьем тереме да тяжесть в желудке. И вставать боярину не хотелось, и сапоги не лезли на опухшие ноги, и сами ноги держали нетвёрдо, пока шёл из ложницы к столу, опираясь на плечо Пятери. Кусок не полез в горло Блуду, отпил только мёда из чарки да вздохнул тяжело.

Людмила, старшая Блудова жена, стояла поодаль, руки под грудями скрестив. Блуд попытался вспомнить, когда он в последний раз ласкал это расплывшееся тело, и не смог - начисто выпало из головы. А потом вдруг пришло на ум, что и младшая жена Славна тоже жила мимо его ложа в последние месяцы - то ребёнка вынашивала, то ребёнка рожала, то ребёнка вскармливала. Недосуг ей было бабью службу справлять. А боярин Мечислав не требовал с неё той службы. И тут Блуда аж пот прошиб - не в этом ли знак Перуна! Вот так же и князь Ярополк перед смертью впал в слабость по воле Ударяющего бога. А до этого ведь добрым селезнем топтал жёнок, и на пиру ему не было равных - дни и ночи мог пировать, не поднимаясь из-за стола. Вот и на Блуда, похоже, напала та же слабость.

Впопыхах да с испуга повёл старшую жену в ложницу, силу свою измерять - кряхтел, кряхтел и ничего не вышло. А та стояла удивлённой коровой, не пытаясь даже подсобить боярину в трудах. Хотел от великого смятения оттаскать жену за волосы, да ведь не за что было. И липкий пот побежал по челу, но это уже от захлестнувшего сердце ужаса перед высшей волей, для которой даже самый сильный князь или боярин ничто.

- Поберёг бы себя, чай не молоденький, - сказала Людмила, оправляя подол.

И показалось боярину Мечиславу, что без должного почтения смотрит она на него. Глаза ему, что ли, не понравились, или почудился огонёк насмешки в тех глазах, а только ударил. Раз ударил, потом другой, а потом и вовсе принялся бить смертным боем. Пятеря, вбежавший в о ложницу, заорал заполошно в испуге, завидев перекошенное лицо боярина. Невесть откуда взявшаяся Славна на руках у Блуда повисла. Крик и рёв домочадцев отрезвил боярина и на разбитое в кровь лицо жены смотрел он теперь с ужасом. А ведь не бил он раньше Людмилу, да и вообще не бил женщин, а тут вдруг словно затмение нашло. Хорошо ещё, что не забил жену до смерти. Сидел опустошённый и смотрел, как поднимается Людмила с половиц, и ни мысли не шли на ум, ни слова на язык. Бросил только челяди:

- Пошли вон.

А потом, оставшись со старшей женой наедине, ждал, что она скажет своему мужу и боярину.

- Не держи тяжесть на сердце, боярин Мечислав, - сказала Людмила, вытирая кровь с лица. - По вине бил. Любилась я с Перуновым Волком на твоём ложе, чтобы спасти от смерти тебя и своих детей. А теперь хочешь казни, а хочешь, милуй.

- А Славна?

- И Славну сама к Волку отвела и заставила справить службу. Но это не её, а моя вина. С меня и взыскивай.

- Иди прочь, - только и сказал Блуд.

А оставшись в одиночестве долго сидел на ложе, обхватив голову руками. Ни страха не осталось в сердце боярина, ни злобы - только пустота, чёрная и безмолвная. Если сам собрался просить защиты у Перуна, то за что взыскивать с женщин, которые пошли тем же путём. А ведь помог тогда Перун боярину Мечиславу - отвёл лезвие Владимирова меча, которое уже скребло по шее. До сих пор киевская старшина в изумлении - отчего это пощадил Владимир Блуда, ведь и менее виноватых казнил лютой смертью. Перун заслонил боярина Мечислава за бабье служение своим ближникам, а иного объяснения не шло сейчас Блуду на ум. А сам боярин Мечислав явил Перуну неблагодарность. Хотел ему служить, но при этом больше о своей выгоде пекся, забыв, что главная выгода в жизни - это сама жизнь, а более и требовать бессовестно.

Почти весь день просидел Блуд в ложнице, не тревожа ни чад, ни домочадцев, а к вечеру сел к столу с лицом не то чтобы светлым, но и не беспросветно печальным. И кушал с большим усердием. На женщин даже не взглянул, но и словом злым не попрекнул, хотя у Славны от шевеления мужниных бровей сердце обрывалось до самого подола. Своей вины перед боярином Мечиславом она не чувствовала - как старшая жена сказала, так она и сделала, а если не отвела бы она её в ложницу к Перунову Волку, то Славна никогда бы сама туда не пошла. Не её вина что, спасая жизнь мужа, она зачала другую. Так за что же с неё спрос учинять? Звал её тот Белый Волк со двора - и вчера звал и сегодня по утру - так ведь не пошла, себя соблюдая и честь мужа храня.

Блуд вышел из-за стола, когда стемнело, и сел на коня. Но никому не сказал ни слова, куда поехал и зачем. Славна, запирая за ним вместе с челядинами ворота, всё-таки зыркала глазами по сторонам - нет ли там кого у соседней ограды? Но улица, к её разочарованию, оказалась пуста, только топот коней боярина Мечислава и трёх его мечников разносился по притихшему Киеву, тревожа угомонившихся было к ночи собак.

Раньше этот холм венчала боярская усадьба, но кто был тот боярин, какого роду - племени, никто уже не помнил. А при Святополке и Ярополке в бывшей усадьбе жили княжьи мечники, которым не находилось место в Детинце. Князь Владимир это завидное место отдал под святилище славянских богов, средь которых первое место за Перуном. Долго чесали затылки киевляне, и старшина и чёрный люд, на это неслыханное новшество. Отцы и деды кланялись богам тайно, в священных рощах, а ныне приходи всякий и жертвуй. Оно, конечно, Перун не тот бог, которого дарами обнести можно, но отцы и деды больше полагались в обиходе на чуров, не дававшим угаснуть родным очагам. Но ныне не то, что давеча. На ладье плывешь - кланяйся Стрибогу, на рать идёшь - Перуну кланяйся, а без поддержки бога Велеса не жди хорошего приплода у скота. А что до святилища на холме, так ведь и греческого бога пустили в Киев ещё во времена княгини Ольги, так чем же славянские боги хуже. Чеши, не чеши затылок, а кланяться богам через их волхвов придётся, без этого никому в жизни удачи не будет.

Своих мечников боярин Блуд оставил у подножья холма, а сам пешим отправился вверх, освещая себе путь факелом. То ли принятая за столом пища не легла на желудок, то ли просто от страха, но боярина слегка подташнивало, и голова кружилась. Потому что знал - быть спросу. За прожитые годы, за совершённые ошибки и злодейства. И к ответу был готов - готовился принять всё, что обрушится на его голову волею Перуна.

Тесовые ворота с выжженными на них Перуновыми знаками дрогнули навстречу Блуду и раскрылись раньше, чем он дотронулся до них рукой. И сразу же навстречу ему двинулись славянские боги во главе с Перуном, свирепый, иссечённый морщинами лик которого внушал страх. Божья рать ужаснула боярина, но не было сил бежать прочь, а потому и пошёл вперёд, не видя ничего вокруг кроме грозных идолов. А за спиной боярина уже выстраивались Перуновы Волки с длинными копьями в руках, и острые клыки хищно сверкали в отблесках жертвенного огня.

А факел в руках боярина Блуда неожиданно угас, что заставило сердце заледенеть в предчувствии неизбежного конца. Взамен заледеневшего Блудова сердца где-то под высоким гонтом, расположенном в глубине двора, застучало сердце бога, в такт которому задвигались, задробили ногами Перуновы Волки.