Пагуба - Сергей Малицкий

Не прошло и пары часов, как он уже вышагивал в компании двух долговязых пареньков из Ака, которые втемяшили себе в голову, что нет ничего выгоднее, чем наняться учениками к хорошему сапожнику. Вероятно, подтверждением их мыслей служили их собственные сапоги, которые хоть и висели у них на груди точно так же, как и сапоги Лука, но с таким же успехом могли валяться на ближайшей помойке. Лук не стал разубеждать новых знакомцев в полезности сапожного ремесла. Вспомнил рассказ Куранта о деревеньке за Туварсой, все жители которой несколько лет назад умерли от осенней лихорадки, да и назвался безродным из той самой деревни именем Кай и даже позволил себе отпустить пару привычных шуточек про клан Тьмы, которые заключались в вопросе: правда ли, что днем в Аке нет ни одного жителя, потому что все они спят, а бодрствуют по ночам?

Шутка была заезженной, но пареньки не только посмеялись над ней, но и с подозрением поинтересовались, отчего их новый знакомец Кай, который и в самом деле черен волосом, как всякий житель Туварсы, спрашивает об Аке? Ведь дорога из Туварсы к Хурнаю идет как раз через Ак? Но запутать Лука, который за десять лет с Курантом исколесил едва ли не весь Текан, было сложно. Он тут же рассказал, как искал работу подмастерья оружейника, но ни в одной деревеньке чуть ли до самого Ламена не нашел ни одного хотя бы относительно толкового кузнеца. А в Ак не пошел, переночевал в акских слободках, потом двинулся к Хурнаю, намереваясь устроиться матросом на торговое судно. Но и матросом его не взяли, сказали, что слишком юн. Зато мудрые люди поведали ему, что оружейники из числа тех, кто делает ружья для ловчих, бывают только в Хилане. Конечно, попасть к ним в подмастерья невозможно, потому как берут они в ученики только собственных сыновей, зато можно стать самим ловчим. Каждый год в середине лета воевода устраивает смотр молодым наглецам, которые не имеют ни рода, ни племени, ни денег, зато готовы сложить голову за ишу, не отказываясь, конечно, от звонкой монеты.

— Это ты зря, Кай, — с сожалением покачал головой тот выходец из Ака, что был повыше ростом. — Нам хоть с приятелем и стукнуло уже по семнадцать, можно, как говорится, лошадь из конюшни выводить и жену в дом брать, и мы тоже думали об этом же, но подумали, да передумали. Говорят, больно злой старшина ловчих в Хилане. К нам в Ак вернулся в прошлом году один молодой парень с золотыми монетами, да без руки. По локоть была отхвачена. Говорил, что Далугаеш этот — тот, который старшина, — фехтовать с ним взялся, да случайно и отсек ему руку. Но это он по-трезвому так говорил, а вот когда выпивал, так о другом плакался. Чуть что не по его, так этот Далугаеш любого убить готов. Мимо будешь идти — нос переломит или в Пустоту отправит. Просто так, ни за монету, ни за глоток воды. Ну подбросил потом воевода калеке золотишка, а жить-то как?

— Я бы не стал терпеть, — стиснул зубы Кай. — Ответил бы.

— Ага, — скривил губы второй парень. — Чем бы ты ответил? Ты что, не понял, он руку бедолаге отсек! Стой и смотри, как твоя ответка на земле валяется. Ты, Кай, конечно, хоть и молод еще, но крепок с виду, и насчет ловчих очень сильно подумай. Да и есть ли у тебя монетка, чтобы до Хилана добраться?

— Монетки нет, — почесал голову Лук, — но ноги есть, вот прихрамываю немного, подбил ногу, но идут пока. А нужна будет монетка, хворост продам за гиенскую чешуйку, а не продастся — поймаю кролика да поджарю его на этих дровах. Вот и еда.

— Тебя как бы не поймали, — хмыкнул высокий, заставив Лука похолодеть. — Кролики в окрестностях Хурная водятся, а здесь их нет. Мы который день идем, ничего не видим. И дровишки в Хурнае ценятся, потому как там степь да море. А здесь этих дровишек и без тебя навалом. Да еще и сырые они у тебя какие-то, ты их в реке ловил, что ли?

— Ничего, — надул губы Лук. — Просохнут, еще как разгорятся. А не найду кролика, рыбу поймаю. Был бы котелок — сварил бы ушицу, а так и запечь можно. Вы лучше скажите, что делать будете, если не возьмут вас в сапожники? Я слышал, что сапожному ремеслу с пяти-шести лет начинают учить?

— Так можем мы кое-что, — заметил высокий и, поймав взгляд Лука на его разодранную обувь, вздохнул. — Эти-то сапоги чинить все равно что мертвить. Твои вот ничего еще, хотя полазил ты в них по болотам, полазил, кожа масла требует, а не воды. Так что мы уже немного сапожники. Только мы младшие в своих семьях, а младшим испокон веку положено — ноги в руки и на выселки. А какие у нас выселки в Аке? Только за стеной, а если Пагуба? Толкового оплота и то поблизости нет. Да и какая обувь в Аке? Зима короткая, сухая. Лето длинное. Половина акцев вовсе без сапог обходится, остальные надевают их на два-три месяца в году. Вот в Хилане…

— Вряд ли, — нахмурил лоб Лук, вспоминая хиланскую ярмарку. — Говорят, что много сапожников в Хилане, друг другу на пятки наступают да задники подшивать отказываются. Но я слышал, что есть места, где сапоги влет идут, правда, и жизнь там непростая.

— Где же так? — сразу заинтересовались странствующие сапожники.

— За перевалом, — объяснил Лук. — За перевалом через Западные Ребра. Сразу за крепостью Парнс в паре десятков лиг есть поселок. Хастерза называется. Там крепостишка маленькая, отряд ловчих да поселок горняков. Торжище, а за торжищем сразу начинаются Гиблые земли. Только там жизнь трудная, могут и голову с плеч снести, если высунешься не там, где надо. Зато когда горняк или старатель получает монетку за работу, то первым делом он покупает новые сапоги. И чтобы скрипели!

— Чтоб скрипели, конечно, хорошо, — поскреб затылок высокий и с сомнением посмотрел на собрата. — Но туда только в крайнем случае. О том поселке я тоже слышал.

— Лучше всего дома строить, — тут же подал голос второй акец. — Но только сразу после Пагубы. Прикинь сам: слуги Пустоты проходят по деревенькам да поселкам, уничтожают дома. Где людям жить? Пагуба кончается, они выползают из оплотов, выходят из городов, а домов-то их уже и нет!

— Так и жителей нет, — повысил голос высокий. — Кому жить-то в тех домах? Или думаешь, у каждого на примете свободный оплот есть? А не слышал, как в тех же оплотах люди от жажды и голода умирали? А как ели друг друга?

Лук слушал болтовню спутников, старательно разрабатывал ногу, боль в которой с каждым шагом становилась все ощутимее, время от времени что-то поддакивал молодым акцам, но сам ломал голову над тем, как ему поступить дальше. Было понятно, что первым делом следовало сменить одежду, да и компанию, потому как ни сапожником, ни тем более ловчим он становиться не собирался. Затем ему следовало разобраться с собственными ногой и боком, для чего требовалось несколько дней покоя. А потом? Что он будет делать потом? Разыскивать Далугаеша и второго ловчего, которых он увидел во дворе кузнеца? Для того чтобы и их лишить ушей и узнать, кто еще выжил из ворвавшихся в дом урая Сакува, кто убил его мать? Допустим, что ему это удастся, а потом? Что делать потом? Нега сказала, что Курант собирался пробиться в Хурнай, она и сама предполагала при первой возможности оказаться в Хурнае. Да, Хурнай был большим городом, тем более что там теперь и реквизит труппы находился, и имелись два укрытия, но что там будет делать Лук? Сидеть тихо, как мышь под полом, и дышать через раз?