Ночь пляшущей тени - Алексей Бессонов

– Вы, господин Ленц, любитель двусмысленностей, – хмыкнул князь, поворачиваясь. – Что ж, это даже интересно. Нам нужен ваш архив.

– Это смотря какой. – Статс-секретарь указал ему на кресло возле круглого орехового столика в дальнем углу кабинета.

– Храмовый, – Маттер сделал крохотный глоток и вернул бокал на место. – Храмовые дела расследуются отдельным порядком, да? Или я ошибаюсь? Примерно восемнадцать, а может, девятнадцать лет назад в Майли была совершена одна интересная кража. Некий Даглан, молодой финансовый поверенный и вообще шустренький парень, залез в реликварий храма Секех. Дело это раскрыто не было, проходило оно как секретное. Дознаватели, этим делом занимавшиеся, уже умерли. Мне до крайности нужно полистать папочку, которая хранится в одном из судебных архивов, в который меня просто так могут и не пустить. А размахивать своими полномочиями… Вы меня понимаете.

– Вам повезло, – ответил Ленц. – Данный архив находится именно здесь. Если дело не было уничтожено по каким-либо причинам, оно будет у вас через полчаса.

– А его могли уничтожить? – быстро спросил Маттер.

– У нас всякое бывает… минуту…

Ленц поднялся из кресла, подошел к своему письменному столу и нажал неприметную кнопку снизу столешницы.

– Нам, судейским, бывает очень нелегко с пресветлым нашим жречеством, – сказал он. – А знаете, почему?

– Догадываюсь, – хмыкнул Маттер. – Имел счастье. Храмы не платят податей, но при этом имеют дело с банками, а кое-где даже с обычными ростовщиками. Большой соблазн – уйма денег, никак не учитываемая королевской казной… и если кому-то хочется уйти от выплат по не самым честным сделкам, иногда можно прийти в храм, совершить пожертвование, а потом, за долю малую, вернуть свои денежки без всякого уже сомнения и страха перед податными чинушами. Но здесь не тот случай. Это дело, насколько я знаю, никак не касалось храмовой бухгалтерии.

– Это мы сейчас выясним, – кивнул Ленц, открывая дверь кабинета.

В щель просунулось мальчишеское лицо. Наклонившись, статс-секретарь что-то быстро зашептал парнишке в ухо – тот понимающе кивнул и пропал. Судя по всему, порядок в «Секретариате по особым вопросам» поддерживался самый твердый. В отличие от прочих судейских учреждений, здешние служащие не отличались ни болтливостью, ни легендарной уже ленью.

– Так вот, – статс-секретарь вернулся в свое кресло и потянулся к вину, при этом в глазах его появился характерный блеск, – о храмовых делах… Вы, господин Маттер, утверждаете, что та кража не имела отношения к финансовому вопросу?

– Какие ценные бумаги могли находиться в реликварии? – пожал плечами Маттер. – По тем сведениям, которыми я располагаю, молодой Даглан выкрал некую древнюю вещь, возможно – манукрипт, датируемый еще допеллийской эпохой. После этого он пропал, искусно инсценировав перед тем собственные похороны.

– Ловкий малый, как я вижу. Не стану спрашивать, зачем вам это нужно, у меня нет ни малейшего желания осложнять себе жизнь делами его милости графа Дерица, но все же: известно ли вам, что здесь, на Юге, жречество Секех позволяет себе достаточно независимую политику в отношениях с властями?

– Они так богаты?

– Они крайне бесцеремонны, и сделать с этим ничего нельзя: семьи, поклоняющиеся Секех, в вере совершенно истеричны…

– Ясно. Значит, в этот храм я пока не пойду.

– Будет лучше, – Ленц сморщился, глянул в сторону и снова налил себе вина, – если никто даже не услышит о каком-либо вашем интересе, направленном в ту сторону.

– Я понял вас. Но здесь, увы, решать уже не мне. Если обстоятельства все же приведут меня в храм, я найду способы перевернуть его вверх дном.

– Даже так?

– Хуже, чем вы думаете.

Ленц раздвинул губы в понимающей улыбке.

– Ну, как бы то ни было – опасайтесь этих людей. Они не боятся никого и ничего. Пеллийская политика для них – ничто, они двигаются исключительно в русле своих интересов, которые скрыты от простых смертных. Человек, оказывающийся в этом движении, себе уже не принадлежит. Нет, я не имею в виду какие-либо заговоры, однако… Верующими манипулируют все, это понятно, но власть жрецов Секех проникает куда глубже, чем нам с вами хотелось бы. Будь моя воля, я инициировал бы расследование по поводу тех методов, которые они применяют для обработки своих прихожан, да вот только никто и никогда на такое не пойдет… Юг и так крайне взрывоопасен.

– Вы знаете, – Маттер смочил губы в вине и достал из кармана трубку, – я постоянно слышу это утверждение – от самых разных людей, и в большинстве случаев слова эти кажутся мне не очень убедительными. Я не вижу здесь ни нищеты, ни, тем паче, безысходности. Юг развивается, здесь полно работы, и работа эта оплачивается весьма достойно: всем, для всех! В чем же дело? Наш горный Север, скажем уж прямо, выглядит куда более затхлым местом, однако там никто не ноет о разрушенной судьбе…

– Здесь надо пожить, – неторопливо ответил Ленц. – Пожить не год, не два: больше. Здесь, на Юге, традиционный правящий слой в течение целых тысячелетий сохранял не только свой уклад и привилегии, но и влияние, ведь после Династических войн уцелевшие фамилии и дома навсегда отошли от большой политики, оставив ее столице и Срединным островам. Это там рубили головы, писали гениальные пьесы и строили корабли, мечтая снова ходить за океан. А Юг замкнулся в себе – амбиции из него вышибли, так что аристократии не оставалось ничего иного, кроме как сидеть в своих замках, ездить на охоту да резаться от скуки на дуэлях. И знаете, такая ситуация устраивала буквально всех. Землепашец сажал пшеницу, рыбак ловил рыбу, торговец копил сундуки с золотом, барон был им всем почти отцом. Каждый знал свое место, понимаете? А потом начался промышленный взрыв, и все перемешалось. С тех пор сменилось уже не одно поколение, но внутренне Юг новую реальность не принимает. И тут, в Майли, это неприятие ощущается особенно остро. Вы, человек, путешествующий по всей планете, ведущий дела в столице и вхожий в самые раззолоченные двери, видите вокруг себя красивые здания, новые фабрики… и все такое прочее – но разве вы видите семьи, которые потеряли то, чем владели несколько тысяч лет? Потеряли навсегда, господин Маттер. Они могут по-прежнему сидеть в своих замках и усадьбах, но никто уже не вернет им старого уклада, при котором слово барона было почти законом, а сам он владел не только землями, но и сердцами? Для этих людей все кончено, они не стоят более ничего, а земли их оценены и являются теперь всего лишь товаром. Всего лишь товаром… как, впрочем, и сами они – товар, не имеющий никакого спроса, а потому не торгующийся на бирже.

– Вы им сочувствуете? – тихо спросил Маттер.

– Сочувствую? О, нет! Все это сонное безделье не вызывает у меня ничего, кроме презрения. Но опасность – да, я ее вижу. Здесь отсутствует традиционный для Пеллии «второй слой» элиты, не отправляющий своих сыновей в политику, но влияющий на нее с помощью финансовых механизмов. На Юге банкир и промышленник никогда не входили во власть, они только выполняли прихоти дуреющих со скуки землевладельцев. И если «старые семьи» вдруг задумают резню, нейтрализовать ее без криков и крови будет просто некому.