Симранский Цикл Лина Картера - Лин Картер

Однажды в городе Аг один из стражников почти ухватил его, но Тангобринд был покрыт маслом и выскользнул у него из рук; только его голые ноги застучали где-то вдали. Он знал, что Принц Торговцев ждёт его возвращения, его маленькие глазки открыты всю ночь и блестят от жадности; он знал, что дочь Принца лежит прикованной к ложу и рыдает ночь и день. Ах, Тангобринд знал всё. И даже направляясь по делу, он почти позволил себе раз или два слегка улыбнуться. Но дело прежде всего, и алмаз, который он искал, всё ещё лежал на коленях Хло-хло, где находился в течение последних двух миллионов лет, так как Хло-хло создала мир и наделила его всеми вещами за исключением этой драгоценности, именовавшейся Алмазом Мертвеца. Драгоценный камень часто крали, но он легко возвращался обратно на колени Хло-хло. Тангобринд знал об этом, но он не был обычным ювелиром и надеялся перехитрить Хло-хло, забывая об амбициях, вожделении и о том, что всё это — тщета.

Как проворно он шёл своим путём, избегая ям Снуда! — то как ботаник, тщательно исследующий землю; то как танцор, прыгающий по рассыпающимся под ногами камням. Было очень темно, когда он прошёл мимо башен Тора, где лучники выпускают стрелы из слоновой кости в чужаков, чтобы какой-нибудь иностранец не изменил их законов, которые хоть и плохи, но не должны быть изменены простыми чужеземцами. Ночью они выпускают стрелы на звуки ног пришельцев. O, Тангобринд, был ли когда-нибудь ювелир, подобный тебе! Он тащил за собой два камня на длинных шнурах, и в них стреляли лучники. В самом деле влекущей была ловушка, которую установили в Воте — изумруды, сваленные у ворот города. Но Тангобринд разглядел золотой шнур, поднимавшийся на стену от каждой драгоценности, разглядел и камни, которые свалятся на него, если он коснётся сокровищ; так что он оставил их в покое, хотя оставил их со слезами, и наконец прибыл в Тет. Там все люди поклоняются Хло-хло; хотя они и верят в других богов, как миссионеры свидетельствуют, но только как в жертвы для охоты Хло-хло, который носит Их атрибуты, как утверждают эти люди, на золотых крючках своего охотничьего пояса. Из Тета он прибыл в город Мунг и храм Мунг-га-линг, и вошёл туда и увидел идола-паука Хло-хло, сидящего с Алмазом Мертвеца на коленях, и взирающего на мир подобно полной луне, но полной луне, увиденной сумасшедшим, который спал слишком долго в её лучах, ибо в Алмазе Мертвеца было нечто зловещее и ужасное, будто предсказание будущих событий, о которых здесь лучше не упоминать. Лицо идола-паука было освещено этим фатальным драгоценным камнем; не было в храме иного источника света. Несмотря на отвратительные члены и демоническое тело идола, его лик был безмятежен и очевидно бесчувствен.

Небольшой приступ страха испытал Тангобринд ювелир, мгновенную дрожь — не больше; дело прежде всего, и он надеялся на лучшее. Тангобринд поднес жертвенный мёд Хло-хло и простёрся перед идолом. О, как он был хитёр! Когда священники прокрались из темноты, чтобы упиться мёдом, они рухнули без чувств на пол храма, поскольку наркотик был подмешан в мёд, поднесённый вором Хло-хло. И Тангобринд-ювелир подхватил Алмаз Мертвеца, положил его на плечо и потащил прочь от святыни; и Хло-хло, идол-паук, не сказал на это ничего, только раскатисто рассмеялся, как только ювелир закрыл дверь. Когда священники пробудились от наркотика, подмешанного в жертвенный мёд Хло-хло, они помчались в маленькую тайную комнату с выходом к звёздам и составили гороскоп вора. То, что они увидели в гороскопе, казалось, удовлетворило священников.

Это было бы непохоже на Тангобринда — возвращаться той же дорогой, которой пришёл. Нет, он прошёл другой дорогой, несмотря на то, что она вела к узкой тропе, ночному дому и паучьему лесу.

Город Мунг возвышался у него за спиной, балкон над балконом, затмевая половину звёзд, пока вор уходил всё дальше. Когда мягкий звук бархатных ног раздался у него за спиной, он отказался поверить в самую возможность того, чего боялся; и всё же его торговые инстинкты подсказали ему, что вообще-то любой шум, идущий по следам алмаза ночью, не слишком хорош, а этот алмаз принадлежал к числу самых огромных, когда-либо попадавших в его деловые руки. Когда он ступил на узкий путь, ведущий к лесу пауков, Алмаз Мертвеца стал холоднее и тяжелее, и бархатная поступь, казалось, пугающе приблизилась; ювелир остановился и слегка заколебался. Он посмотрел назад; там не было ничего. Он прислушался внимательно; теперь не раздавалось ни единого звука. Тогда он подумал о слёзах дочери Принца Торговцев, душа которой была ценой алмаза, улыбнулся и отважно двинулся вперёд. И апатично следила за ним, на узкой тропе, мрачная подозрительная женщина, чей единственный дом — Ночь. Тангобринд, услышав снова звук таинственных ног, не чувствовал более легкости. Он почти достиг конца узкой тропы, когда женщина вяло издала тот самый зловещий кашель.

Кашель был слишком значителен, чтобы его можно было проигнорировать. Тангобринд развернулся и сразу увидел то, чего боялся. Идол-паук не остался у себя дома. Ювелир мягко опустил алмаз на землю и выхватил свой меч по имени Мышь. И затем началась та знаменитая битва на узкой тропе, к которой мрачная старуха, чей дом — Ночь, проявила совсем немного интереса. Для Идола-паука, как можно было заметить сразу, это была всего лишь ужасная шутка. Для Ювелира же схватка была исполнена самой мрачной серьёзности. Он боролся и задыхался и медленно отступал назад по узкой тропе, но он наносил Хло-хло всё время ужасные длинные и глубокие раны по всему огромному, мягкому телу идола, пока Мышь не покрылся кровью. Но наконец постоянный смех Хло-хло стал слишком мучителен для нервов ювелира, и, ещё раз ранив своего демонического противника, он остановился в ужасе и усталости у дверей дома по имени Ночь у ног мрачной старухи, которая, издав единожды зловещий кашель, больше никак не вмешивалась в дальнейший ход событий. И оттуда забрали Тангоюринда-ювелира те, в чьи обязанности это входило, в дом, где висели двое, и подвесив его на крюк по левую сторону от этих двоих, они нашли смельчаку-ювелиру достойное его место; так пала на него карающая длань, которой он боялся, и об этом знают все люди, хотя это и было так давно; и таким образом несколько уменьшилась ярость завистливых богов.

И единственная дочь Принца Торговцев испытывала так мало благодарности за это великое избавление, что обратилась к респектабельности воинственного рода, и стала агрессивно унылой, и назвала своим домом