Крылья в багаже. Книга вторая - Марина Васильевна Ледовская

телу бежали какие-то особые флюиды. Так умел делать только Фертовский, и еще при этом гипнотически смотреть в глаза.

— Нет, я устала, пойду спать, — она не без труда преодолела желание «растаять» перед ним, словно стряхнула с себя его чары и ушла в спальню. Николай сел в кресло, задумался. В голову опять лезла Ангела. Черт бы ее побрал! Он никогда не боялся женских притязаний, довольно легко справлялся со всякими ситуациями, ведь были же у него женщины, несмотря на его очевидную разборчивость и уровень претензий. Однако одно существенное «но» теперь отличало эту ситуацию от всех остальных: Надя! Его жена! И он не хотел ее терять, ни за что на свете. А вот Ангела, она слишком непредсказуема. Николай все больше ощущал опасность, исходящую от нее, ощущал интуитивно, без каких-либо логических заключений. Хотя то, что она уже дважды и так неожиданно появлялась возле него, навевало весьма определенные мысли. Чего от нее ожидать, он не знал. Но стал понимать: боится. Фертовский долго сидел в кресле, курил, потом направился на кухню, несколько секунд соображал — зачем он сюда пришел. Часы уже пробили полночь. Ему вдруг так захотелось обнять жену, нет, даже больше, что он, принимая душ, думал лишь об одном: может, она еще не спит? Будить как-то не хотелось. Она не спала…

Когда Николай вошел, она лежала на животе, вздрогнула, повернула голову. Он лег рядом. Такой теплый, вкусно пахнущий. Надя даже зажмурилась от противоречивых чувств, раздирающих в этот момент ее душу.

— Я соскучился, — прошептал он ей на ухо. Она все еще боролась с собой, хотя, если хорошенько подумать у нее нет объективных причин сердиться на мужа. То, что ей показалось, не имеет доказательств, лишь домыслы, совпадения и женские капризы. Николай откинул одеяло и стал нежно губами прикасаться к коже ее спины. Надя все-таки сняла рубашку перед тем, как лечь в кровать и не уснула, значит, ждала его с определенными намерениями, хотя и жаловалась на усталость. Как он ее хотел! Как жаждал прикоснуться к телу, усладить взор каждым его изгибом. Страсть в нем закипала, подобна лаве, и неслась по венам горячим потоком. Поцелуи Фертовского уже достигли ее ягодиц, когда Надя поняла: она не может больше не реагировать. Позволила ему перевернуть себя, он сжал руками ее грудь, тут же извинился, осознавая, что его терпение уже на исходе. Об этом говорило его тело.

— Постой, — вдруг сказала Надя, выскользнула из объятий Николая, поднялась с кровати, отошла к окну.

— Что случилось? — у него даже в горле пересохло, смотрел во все глаза на обнаженную жену, стоявшую в лунном свете.

— Ты — лучшее, что было в моей жизни, — тихо сказала она.

— Почему — было? — удивился он. Все еще горел в лихорадке возбуждения.

— Может наступить момент, когда ты захочешь уйти, — Надя обернулась. — К другой.

— Какая ерунда, — выдохнул он, закатил глаза к потолку, откинулся на кровати. — Почему ты подумала о другой женщине?

— Тебе кто-то звонил…

— Из-за этого ты и расстроилась? Еще там в кафе?

Она кивнула.

— Это был Бондарев. Он вернулся из Европы, хочет предложить мне какой-то проект.

— Никита?

— Ну, да. А ты о чем подумала?

— Кажется, у меня не в порядке с нервами, — Надя села на кровати, — и головой я ударилась сильнее, чем боком.

— Есть отличное средство исцеления, — заметил Фертовский, — любимый муж — он улыбнулся. — Иди ко мне, — позвал он. — Иди ко мне навсегда.

Глава 50

— Я буду минут через двадцать, — Николай стоял в пробке, никак не мог проехать на Малую Дмитровку, хотя находился совсем рядом. Никита уже ждал его, звонил, торопил. Он всегда жил в цейтноте, вечно куда-то бежал, ехал, придумывал на ходу, на лету, мог в одночасье все переиграть. Из-за неудач расстраивался ужасно, но недолго, возрождался как феникс, и бежал дальше. Редко о чем-то сожалел, умел получать удовольствие даже от малого, хотя в работе своей требовательностью истязал всех. Из-за определенных трудностей последний их совместный проект был приостановлен, недолго думая, Никита укатил в Европу на какой-то кинофестиваль. Теперь вернулся, полный оптимизма и опять каких-то фантастических планов.

— Привет! — он пожал руку Фертовскому. — Я замерз как собака. Мог бы и быстрее ехать, знал, что друг ждет.

— Я был уверен, что ты на машине, — пожал плечами Николай. Свою он едва втиснул между узкими рядами улицы.

— Как видишь — нет, — Никита поднял повыше воротник, но это не помогало — он уже основательно промерз. Нет, это называется «конец марта», а зима еще показывает свой характер. — Ладно, идем, здесь в проулке есть небольшой, но славный ресторанчик. Надеюсь, ты не против итальянской кухни?

— Не против, — ответил Фертовский и вдруг поймал себя на мысли, что ему не хватает сумасшедшей энергии Бондарева, его взрывного характера и детской непосредственности.

— Отлично! Тем более что тема Италии будет актуальна в нашем разговоре.

Они выбрали столик в самом дальнем углу. Звучала веселая мелодия, а стены зала были хорошей имитацией итальянской таверны.

Никита отпил вина, крякнул от удовольствия.

— Меня всегда поражало в тебе отсутствие любопытства, — он проводил глазами хорошенькую официантку. — Николя, ты ни разу не поинтересовался, что за проект, из-за которого я тебя вытащил сюда.

— Но ты ведь все равно расскажешь и быстрее, чем я начну проявлять интерес.

— Ты — удивительный человек.

— Неужели? — он сдержанно улыбнулся.

— Поверь старому другу, — Никита откинулся на спинку стула, — видимо, в тебе есть то, чего мне так не хватает, особенно твоего спокойствия.

— Ты таков, каков есть, — заметил Николай, — каждому из нас дано свое, главное — уметь найти компромисс. Компромисс, понимание, не меняя ни себя, ни других. Просто принимая мир во всем его многообразии.

— Но отразить-то его красоту мы можем?

— Если умеем это делать — просто обязаны.

— Тогда тебе понравится то, что я предложу. Ты наверняка слышал о таком режиссере как Майкл Унтерботтом?

— Да.

— Мне выпал счастливый случай с ним познакомиться. Интереснейшая личность, должен признаться. Так вот, есть у него идея: снять документальный фильм об итальянском городе Генуя. Причем проект задуман снимать одной камерой и без определенного сценария, потому ему нужен не просто хороший оператор, а гениальный. Уверен, ты подойдешь Майклу.

— Генуя? — задумчиво переспросил Николай. Комплименты Никиты он пропустил мимо ушей. В Генуе родился и жил его учитель, маэстро Корсо. Он так много рассказывал о своей малой Родине, что юный Коля в своих детских мечтах представлял себе Геную. Этот город стал его мечтой. Он дал себе слово, что когда-нибудь обязательно поедет