Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - Сильвия Крэнстон

Что касается влияния теософии на философию Эдисона, то тридцатью годами позже он рассуждал о своих метафизических взглядах в интервью, опубликованном в «Сайнтифик америкэн». Врач Арчибальд Китли тщательно сравнил их с «Тайной Доктриной» и обнаружил у них девять общих принципов[477]. Незадолго до смерти Эдисона репортёры спрашивали его, верит ли он в жизнь после смерти. Он ответил: «Единственное продолжение жизни, доступное моему пониманию, это начало нового жизненного цикла на земле»[478].

В апреле 1878 г., когда Эдисон стал членом Теософского общества, с Блаватской произошло загадочное событие, о котором она писала Вере:

Я не писала тебе уже месяц, и знаешь, по какой причине? Одним прекрасным утром вторника в апреле я встала, как обычно, и по своему обыкновению села за письменный стол, чтобы писать своим корреспондентам в Калифорнии. Вдруг – прошло не больше секунды, как мне показалось – я поняла, что по какой-то непонятной причине я нахожусь в своей спальне, лёжа на кровати; и уже вовсе не утро, а вечер. Вокруг себя я увидела всех наших теософов, докторов, смотрящих на меня в замешательстве, Олькотта и его сестру миссис Митчелл – мою самую близкую подругу в этой стране: лица у обоих бледные, кислые и такие сморщенные, будто их в кастрюле варили.

«В чём дело? Что произошло?» – спросила я их. Вместо ответов они засыпали меня вопросами о том, что случилось со мной. И как мне было им отвечать – со мной решительно ничего не случилось. Я ничего не помнила, но вот ведь странно, всего пару моментов назад было утро вторника, а теперь, по их словам, был вечер субботы; что до меня, эти четыре дня забвения показались мне одним мгновением. Хорошенькое дельце! Ты только представь себе, все они думали, что я умерла, и уже готовы были сжечь разрушенный храм моего бренного тела. Но в этот момент Учитель телеграфировал Олькотту из Бомбея: «Не бойтесь. Она не болеет, а отдыхает. Она слишком много работала. Её тело нуждалось в передышке, но теперь с ней всё будет хорошо». Учитель оказался прав… Но столько работы накопилось, что и подумать страшно[479].

В мае были получены указания начать подготовку к скорому отбытию в Индию[480]. В декабре Блаватская и Олькотт наконец уехали. Сперва предполагалось, что их поездка будет носить ознакомительный характер. Их сопровождали два уроженца Великобритании: учительница Роза Бейтс и Эдвард Уимбридж, художник и архитектор, назначенные «членами комитета теософского общества по посещению зарубежных стран»[481].

Олькотт назначил генерал-майора Эбнера Даблдея временно исполняющим обязанности президента в его отсутствие. Сын конгрессмена Соединённых Штатов, Даблдей родился в штате Нью-Йорк в 1819 г. Когда разразилась Гражданская война, он был вторым по рангу в Форт-Самтере и как-то раз первым дал команду «огонь» во время нападения на форт. Он с честью прошёл множество кампаний, и на месте былого сражения в Геттисберге была установлена его бронзовая статуя за проявленный в бою героизм. Выдающийся инженер, Даблдей сконструировал канатную дорогу для холмистого Сан-Франциско.

Генерал Эбнер Даблдей (1819–1893)

Кроме назначения Даблдея президентом Теософского общества, Олькотт объявил Уильяма К. Джаджа временным казначеем и секретарём-корреспондентом[482]. Предполагалось, что он поедет в Индию с остальными, но он скрепя сердце отказался. Он написал Дамодару: «Путь мне преградило моё слово чести; как однажды сказала или Е. П. Блаватская, или М.: „Слово чести бывает неудобным“». Трудности были связаны с его женой: «Разве не было бы подлостью с моей стороны убежать, оставив за собой неоплаченные долги и женщину без средств к существованию, которая по моей просьбе оставила хорошо оплачиваемую работу учительницей, чтобы выйти за меня замуж? Она этого не переживёт. Это никак нельзя назвать справедливым». Его жена, «убеждённая христианка… ненавидела ТО и Блаватскую, и не желала разговаривать на религиозные темы»[483]. Тем не менее позже она помогала своему мужу в теософской работе, а в 1915 г., через несколько лет после его смерти, она вступила в Объединённую ложу теософов[484].

Час отбытия приближался, и жильцы дома на 47-й улице были заняты лихорадочными приготовлениями. Девятого декабря на аукционе распродали всю мебель за очень небольшие деньги. Поток репортёров всё не прекращался. Десятого декабря «Нью Йорк Гералд» написал: «В этой гостиной принимали посетителей из всех частей света, нередко её гостями становились и достойнейшие из жителей Нью-Йорка». Репортёр «Дэйли Грэфик» спросил Блаватскую, действительно ли она собирается уехать. «Да, – ответила она, – и покидаю „Ламасери“, в котором провела немало счастливых часов… Как счастлива я буду снова вернуться домой, в Индию!»[485]

Е. П. Блаватская на пути из Нью-Йорка в Индию, 1878 г.

Перед отъездом Олькотт навестил Эдисона в Менло-парке и на следующий день возвратился от него с фонографом весом в 100 фунтов. Пятнадцатого декабря в «Ламасери» устроили прощальный вечер. По словам Олькотта, «множество наших собратьев и друзей, среди них некий мистер Джонстон, которого Эдисон отправил вместо себя (поскольку никак не мог присутствовать), наговорили на звукоприёмник сообщения нашим знакомым и незнакомым братьям в Индии… Среди записей есть голос Блаватской – очень чёткая и ясная запись – мой, мистера Джаджа и его брата Джона, профессора Алекса Уайлдера», и многих других, «известных литераторов, журналистов, художников, скульпторов, музыкантов». Запись, к сожалению, не сохранилась.