Тени в переулке - Эдуард Хруцкий

– Сейчас покажется поезд, нужно его остановить.

– А как? – удивился железнодорожник.

– Флажками, сигналом.

– Да не умею я, сторожу здесь третий день, а до этого пастухом был.

– Давай флажки.

В Академии имени Фрунзе очень подробно читали лекции по военно-железнодорожному делу.

Появился поезд. Серов взял красный флажок и начал круговое движение. Поезд остановился. Первым вылез Берия. Не здороваясь, злобно выдавил:

– Зря ты в стрелочники не пошел.

Сталину дом понравился. Он умылся и сразу же соединился по ВЧ с командующим Калининским фронтом генералом Еременко. Минут десять Сталин орал на Еременко, что его фронт толчется на месте и не дает возможности другим фронтам развивать наступление. Окно было приоткрыто, и Серов впервые услышал, как Сталин матерится.

Поговорив, Верховный крикнул в окно:

– Серов!

– Я, товарищ Сталин.

– Это что за пограничник стоит у машины?

– Генерал Зубарев, товарищ Сталин, начальник охраны тыла фронта.

– Очень хорошо. Пусть привезет мне Еременко.

– Вызовет, товарищ Сталин?

– Нет, привезет. Часа через полтора появились машины Еременко и Зубарева. Командующий фронтом увидел Серова и Берию и сильно побледнел. Серов подошел к нему, успокоил, сказал, что товарищ Сталин ждет.

Говорили Сталин и Еременко часа два. Уже стемнело, когда они вышли на улицу. Серов подошел к ним и доложил, что только что получено сообщение о взятии Орла и Белгорода. Настроение у Сталина сразу улучшилось, и он даже пригласил Еременко отметить это событие.

Ночью к Серову приехал капитан, старший разыскной группы, отрабатывающей пропажу машины. Он доложил, что машину и убитого водителя нашли, продукты пропали, на след нападавших вышли. Серов поблагодарил и приказал найти налетчиков.

Утром его вызвал Сталин. После разговора с Еременко он был явно не в духе.

– Я уезжаю. А вы рассчитайтесь с хозяйкой. Дайте ей рублей сто.

Сталин плохо знал цены 1943 года. На сто рублей можно было купить полбуханки хлеба или пачку папирос «Пушка».

– Товарищ Сталин, зачем ей деньги, – сказал Серов, – может, мы ей продукты оставим?

– Очень правильно. Так и поступим. Серов проводил Сталина до поезда, а когда вернулся в деревню, увидел расстроенного Зубарева.

– Ты чего?

– Иван Александрович, неужели марочный коньяк и вино хозяйке отдашь?

– Ладно, бутылки можешь забрать себе. Позвали хозяйку.

– Спасибо от меня и вашего постояльца, он вам все продукты оставляет.

Хозяйка вошла в кладовку. В ней лежали ящики консервов, шоколада, поленица сухой колбасы.

– Это все мне?

– Тебе, тебе, – засмеялся Серов.

– А кто ж это был у меня на хате?

– Товарищ Сталин.

Хозяйка ахнула и грохнулась на пол. Пришлось вызывать военфельдшера.

Когда все успокоилось, к Серову подошел Ефимов.

– А ты, Ефимов, как здесь? Почему со всеми не уехал?

– Не сумел, Иван Александрович. Зубарев баньку обещал. Ты как? Если согласен, тогда пошли, Александрыч, кости попарим.

Банька была совсем рядом, за забором. Из нее валил пар. Серов вошел в горячую влажную баню и заснул, впервые спокойно за эти дни.

У меня украли сапоги. Вечером 31 декабря, приводя все имущество в порядок, я вычистил и надраил их до зеркального блеска.

Но в комнате немедленно запахло, как в казарме. Гуталин в те годы был продуктом весьма пахучим, и я выставил их за дверь, в наш коммунальный коридор.

Утром, когда мы с моей барышней вернулись с новогоднего «разгуляя», который имел место быть в Болшеве, на недостроенной даче, то я сразу увидел, что сапоги исчезли.

Я знал, кто их реквизировал, но качать права не пошел, так как это было бесполезно. Я уже однажды нокаутировал этого клиента, но тяга к ханке была сильнее его. Запивал мой сосед Сашка два раза в год. На месяц уезжал в «черный город», а в остальное время был вполне пристойным человеком.

Но мне в то утро было не до сапог, кстати сшитых на заказ в литерном военном ателье.

– Мы что, сапоги искать приехали? – спросила моя барышня Марина.

Вопрос был своевременный. Мы не спали всю ночь. За час до Нового года начали провожать 1951 год, а когда по радио часы пробили полночь, поздравили друг друга с Новым годом.

Компания собралась веселая. Студенты из ГИТИСа, иняза и две пары из МИМО (так в те годы именовался Государственный институт международных отношений).

После первого тоста ребята и девочки из ГИТИСа приготовились показать нам новогодний институтский капустник. Только начали пробовать старое пианино и настраивать гитары, как за столом поднялся лощеный студент из международного и, поправив очки, произнес тост.

Он предложил нам выпить за здоровье великого вождя, любимого товарища Сталина. В комнате воцарилась гробовая тишина, и мы выпили наши рюмки. И сразу же ушел новогодний накал, словно кто-то с темной террасы погрозил нам пальцем.

Но мы были молоды, а капустник был действительно веселый, мой дружок Лешка Шмаков замечательно пародировал великих артистов. К середине ночи, когда отсмеялись над капустником, потанцевали, прилично выпили, у нескольких ребят сформировалось мнение, что очкастого надо отлупить.

Сказано – сделано. Несчастного очкарика поволокли на террасу. Мне не понравилось, что четверо бьют одного, и я решил вмешаться и отбить будущего дипломата. Потом он уедет работать за «бугор», вернется на хорошее место в МИД, потом уйдет в ЦК КПСС и станет референтом генсека. И везде, где ему представится случай, он будет гадить мне и по мелочам, и крупно.

Первая электричка уходила в пять с минутами, и на ней мы с Мариной добрались до Москвы.

Проснулись мы днем, в начале четвертого, – и начали приводить себя в порядок. Нам предстоял визит к подруге Марины – Жанне.

Ровно в пять мы были в гостеприимном доме. Обедали, пили с ее отцом, он – водку, я – сухое, завтра тренировки, слушали Глена Миллера…

Зазвонил телефон. Отец Жанны взял трубку, и лицо его изменилось, глаза стали колючими.

– Сейчас он придет, – сказал он, кладя трубку.

– Господи! – всплеснула руками мама. А красивое лицо Жанны стало злым и неприятным. Через некоторое время в прихожей раздался звонок, зазвучал почтительно гостеприимный голос хозяина.

И в комнату вошел серый человек. У него было серое лицо, галстук, костюм. Он вручил Жанне огромный букет белых роз и громадную коробку шоколадного набора, на крышке которого был золотом выдавлен Кремль.