Куплю твою жизнь - Елена Рахманина

Замерла у автомобиля, смотря в сторону террасы. Того самого окна, у которого стояла не так давно. Ждала какого-то знака. Чтобы понять, что это не моя жизнь оборвалась сейчас там, вместе с Ратмиром. Как никогда отчётливо осознаю, что без него мне это существование не мило. Весь мир без него пресен и скучен.

Стою, щёки омываются слезами, и молюсь лишь об одном. Чтобы это был кто угодно, только не мой мужчина. Плевать, Ясмина, Мураз, да хоть все гости разом сдохнут под этой крышей. Плевать на весь мир. Только он для меня важен.

Ратмир

Её слёзы, её постоянный плач, загнанный вид раздражали до такой степени, что хотелось наплевать на всё и вернуть оттуда, откуда забрал.

— Умоляю, господин Сабуров, умоляю вас, — обнимает мои ноги обеими руками, утыкаясь в них лицом. А я предпочитаю, когда женщины, стоя на коленях передо мной, иначе занимают свой рот, но никак не рыданиями. Пытаюсь разлепить её пальцы и убрать с себя этот репей, но она вцепилась в меня мёртвой хваткой. — Если братья узнают — убьют. Не пощадят, не простят такого позора.

Тру переносицу, ощущая, как раскалывается голова.

— Тебя изнасиловали, — напоминаю ей её же слова, но отлично понимаю, что для Мураза это не оправдание. Хотя он сам не уследил, не защитил сестру, когда она находилась под его крышей.

После моих слов девушка ещё больше заходится в плаче. Захлёбывается слезами. Мне жаль её. Не знаю, честна ли она со мной или обманывает. А на самом деле просто влюбилась и не сумела устоять перед искушением. Но точно не мне её судить.

Совершаю очередную попытку убрать её пальцы со своих брюк. Вероятно, Ясмина устала. Измотанная, она подняла на меня свои красивые миндалевидные глаза со слипшимися ресницами. С удивлением обнаруживаю, что внутри ничего не ёкает от вида привлекательной девушки.

Серафима, будь ты неладна! Не женщина, а настоящая чума, заражающая собой всё вокруг. Стоило прикрыть веки, как видел её в этом чёртовом белом платье. С Юрасовым. И впервые в жизни ощутил, что значит, когда из тебя кишки наживую вытаскивают.

Отправила меня в нокдаун одним безымянным пальчиком, на котором сверкал огромный бриллиант. С обручального кольца.

Мысли попутались. И несмотря на то, что не хотел Ясмину и даже не считал себя обязанным исполнить супружеский долг, взвинченный встречей с Серафимой, завалился после этой убогой вечеринки в спальню так называемой жены. Только предварительно выпил. Уже дома. Чтобы никто не видел, как я глушу свои эмоции.

Уверен был, что всё это пройдёт. Вся эта гамма ощущений, как палитра радуги, — временная.

Ураган уляжется, ветер спадёт, и всё образуется. Забудется. Останется где-то в воспоминаниях о строптивой девчонке. А я вернусь в привычное для себя состояние. Вновь смогу думать и анализировать.

Но уже и не помнил день, когда ощущал себя настолько живым и настолько желающим уничтожить всё вокруг, с тех пор как встретил Спичку.

— На что ты рассчитывала, Ясмин, когда согласилась на никях? — отхожу от девушки, усаживаясь в кресло у окна, находясь в её спальне.

Её истерика, начавшаяся в тот момент, когда она поняла, что я планирую заняться с ней сексом, буквально оглушила меня. Не думал, что это маленькое создание способно производить столько шума. Наверняка весь дом считает, что я её принуждаю к сексу.

— Я не знаю. Мне казалось, что смогу, — сидя на полу, она неловким движением вытирает влажные щёки и текущий нос. И кажется чистым невинным ребёнком, которому невозможно не поверить. — Думала, что вы не заметите.

Поднимает на меня робкий взгляд.

— Не замечу чего? — спрашиваю, в душе забавляясь, потому что знаю ответ.

— Что уже не невинна, — опускает глаза, а затем резко поднимает ресницы, — мне сказали, как сделать, чтобы вы не заметили.

— Но не смогла, значит? — откидываюсь на спинку кресла, не представляя, как быть дальше с девчонкой.

Опускает смущённо глаза в пол, качая головой.

— Что, не по вкусу я тебе? — усмехаюсь, а девушка вздрагивает в ответ. Боится моего гнева. И снова качает головой.

— И что прикажешь с тобой делать? — вопрос на этот раз адресован не Ясмин. Себе.

Серафима привнесла в мою жизнь хаос. Там, где был порядок, она разметала всё, перепотрошила и сбежала. Как лиса, заглянувшая в курятник. Оставив меня разгребать всё в одиночку.

И ведь отлично понимала, что своим поступком отрезала себе обратный путь. Разве после Юрасова я смогу к ней притронуться? Зная, что другой мужчина касался её?

Стоило только подумать об этом, как мне казалось, я взорвусь. Кровь закипала, вены на теле вздувались, и единственное, что давало передышку и проясняло разум, — это тренировки на ринге. Спарринг до крови из носа.

Но и оставить её вот так, с ним, тоже не мог. Понимал, что меня будет грызть эта ноющая боль до конца дней. Потому что каждый гребаный момент жизни я представлял, что она с ним трахается. Отдаётся ему. Раздвигает перед ним ноги, берёт в рот.

То, что он не жилец, для меня был вопрос решённый. Никакой алкоголь так не успокаивал мой разум, как фантазии о том, как я переломлю ему хребет и раскрошу череп.

Старый прохиндей нашёл моё слабое место. Наверное, зря я не скрыл, не спрятал Серафиму от всех. Она словно экзотический цветок, которым хотелось любоваться. И показать всем и каждому, что только мне принадлежит. Только моя.

И ведь должен был предполагать, что он попробует добраться до неё. Зная отношение Юрасова к собственной персоне. В своё время именно Юрасов стал свидетелем того, как отец забрал меня и убил мать.

Тогда, в далёком детстве, проснувшись ночью в новом доме, спустился на первый этаж в поисках кухни, а забрёл к кабинету новоиспечённого родителя. И за приоткрытой дверью отчётливо слышал, как отец вместе со своим дружком обсуждали убийство моей матери.

Будто животное на охоте забили. Выпотрошили. Но перед этим поизмывались. Они смеялись, перемывая подробности того, что творили с ни в чём не повинной женщиной. Желанием которой было только одно — защитить сына. Видимо, подозревала о грозящей мне участи, если попаду к этому человеку. А желанием отца — наказать за то, что посмела сбежать от него, и за ревность, клокотавшую в его душе.

Кто бы мог подумать, что за внешностью верующего, строгого мусульманина Юнуса Сабурова скрывается монстр. Но позже, в кругу семьи, его характер раскрылся полностью. Оставить меня жить с родной матерью он не мог. Но и считать равным своим детям он тоже был не в состоянии. Однако мои способности оказались более подходящими для бизнеса. А ничто так не грело его сердце, как продолжение семейного дела.

И в ту ночь я стоял, слушал и мечтал только об одном. Дне, когда вырасту. И сотру в порошок существо, забравшее у меня то единственное, что сохранило во мне человечность. Мать.