Машина страха - Антон Чиж

– Мессель Викентьевич! Извольте держаться в рамках! – прошипел Прибытков, который испытывал неописуемые муки. От всего происходящего, а больше оттого, что не мог ни сказать правду, ни прервать пытку. Не пристало капитану бежать с тонущего корабля. Даже капитану в отставке.

– Тише, господа, возвращается…

Ванзаров вошел первым и развернулся в манере отменного дворецкого.

– Господа, позвольте представить медиума, месье Германа Калиосто, и его спутницу, мадемуазель Люцию…

Прошелестел звук, как от смятой газеты. Все глаза были обращены к вошедшим. Калиосто выглядел чрезвычайно эффектно: блестящий концертный фрак с искрой, сорочка черного шелка с широким воротом, затянутым красным бантом, в котором сверкала брильянтовая брошь. Кудрявая шевелюра раздувалась черным облаком. Зато Люция была в самом скромном сером платье без кружев и украшений, волосы просто зачесаны и стянуты на затылке.

Калиосто отдал общий глубокий поклон. И как будто впитал большую часть электричества. Атмосфера заметно разрядилась. Волант игриво сощурила глазки, Погорельский удивленно поднял брови, Клокоцкий презрительно скривил губы, Вера с Афиной доброжелательно ответили на поклон, а Хованский даже помахал рукой. Мурфи ничем не выразил удивления. Прибытков встал и лично приветствовал гостя рукопожатием. Чтобы ни у кого не осталось сомнений: редактор «Ребуса» исключительно рад новой встрече, прошлое поминать не стоит, а жалеть можно о том, что месье сразу не признался, каким спиритическим талантом обладает.

– Что вам потребуется для сеанса? – заботливо спросил он.

Калиосто окинул взглядом стол.

– Лучшего нельзя и желать…

– Приятно слышать… Что ж, в таком случае можем начинать?

– Господин Прибытков, позволите выразить мое почтение каждому члену кружка?

Виктор Иванович только плечами пожал.

– Что за вопрос! Вы тут фактически хозяин…

Начав с Погорельского, Калиосто поздоровался с ним за руку, высказав глубокое удовольствие от новой встречи. Доктор в ответ заулыбался и ответил комплиментом. Обходя стол против часовой стрелки, Калиосто каждому говорил что-то ласковое и приятное, дамам целовал ручку. От таких манер Клокоцкий смягчился, а Мурфи был так добр, будто вчера не жаловался на мага в полицию. И вовсе не помнил дурного.

– Господа, для меня большая честь провести сеанс с вашим кружком. Надеюсь на помощь сильного сенситива господина Клокоцкого и удивительного магнетизера мадемуазель Волант…

Незаметно Калиосто овладел доверием собравшихся.

– Прошу занять ваше место. – Прибытков подвинул стул межу собой и Погорельским. – Господин Ванзаров, будет лучше, если мадемуазель Люция сядет слева от меня. Так сохранится чередование…

Ванзаров не возражал сохранить чередование мужчин и женщин, насколько возможно. Ничего, что ему достался стул, на котором умерла Серафима Иртемьева, а Сверчков застрелился.

– Господин Прибытков, позвольте начать как для меня привычнее? – спросил Калиосто, откинувшись на спинку стула.

– Конечно! Мы все к вашим услугам…

Действительно, кружковцы следили за магом с искренним интересом.

Повел он себя непривычно. Медленно сбросил фрак так, что рукава повисли со стула, дернул за бант, который сверкнул красной молнией и, увлекаемый брошью, свалился на пол. Ворот сорочки раскрылся, обнажая горло. Калиосто высоко подтянул рукава и поднял руки, словно жрец, приветствующий восходящее солнце. Появился звук, сначала тихий, затем все более нарастающий, на одной несменяемой ноте, как гудок далекого парохода. Участники переглянулись, не понимая, откуда это появилось. Пока звук не усилился настолько, что можно было заметить: Калиосто извлекал мелодию, не разжимая губ.

Звук оборвался резко. Глаза Калиосто были открыты, зрачки закатились, голова поникла на плечо, сам он обмяк, заметно покосившись на стуле, и только руки остались лежать на столе с раскрытыми ладонями. Пальцы его вздрагивали.

– Медиум вошел в транс, – прошептал Прибытков, дал знак доктору выключить электрическое освещение, сам зажег свечу.

Гостиная погрузилась во тьму. Слабый отсвет падал на лица. С открытыми портьерами были заметны силуэты спиритов. Волант медленно вращала головой, а Клокоцкий, вцепившись в стол, чуть раскачивался. Магнетизер и сенситив помогали медиуму изо всех сил.

– Господа, началось…

– Видите-видите…

– Первые свечения…

– Кажется, достаточно сильные…

– Доктор, вы не туда смотрите…

– Не мешайте, Виктор Иванович…

– Меня что-то коснулось…

– Чувствую холодный порыв, господа…

– Как сильны проявления…

Спириты видели и слышали то, что хотели. Ванзаров не вмешивался. Он посматривал на Люцию, которая, опустив голову, как будто не интересовалась происходившим.

Калиосто издал звук, словно во рту у него забулькал источник.

– Господа, с нами хотят говорить… – шепотом проговорил Прибытков. – Подвиньте алфавит…

Мурфи сдвинул лист по руке медиума. Его указательный палец оказался над буквой «К».

– Мы можем говорить? – напряженно спросил Виктор Иванович.

Три раза стукнуло. Откуда-то снизу.

– Кто здесь?

Палец медиума медленно двинулся. На букве «Л» стуки заставили остановиться.

– Лукерья… – произнес Прибытков, когда все буквы были названы. – Это кто такая?

– Боюсь, что наша кухарка, – проговорила Афина, оглядываясь на Веру. Та еле заметно кивнула. – Спросите ее…

– Вы кухарка господина Иртемьева?

Ответом было три стука. Да.

Прибыткову не слишком хотелось тратить сеанс на общение с деревенской бабой. Но выбирать он не мог. Значит, такая особенность медиума: вызывать не слишком интересных собеседников.

– Когда вы умерли? – спросил он, глядя в темноту.

– Н-е-д-а-в-н-о, – последовал ответ.

– Лукерья, от чего вы погибли? – спросил Ванзаров.

Виктор Иванович поморщился примитивной трате спиритической силы. Но возражать не стал.

– М-е-н-я-с-г-у-б-и-л-и-н-а-с-и-л-н-о…

– Надо понимать, что ее убили? – тихо спросил Погорельский.

Афина ничего не ответила, зажмурилась, как будто боялась увидеть призрак.

– Сейчас выясним, – ответил Ванзаров доктору и обратился в черноту: – Вас убили?

Раздалось три стука.

Несмотря на попытки горничной обратить на себя его внимание, Аполлон Григорьевич смотрел в окуляр телескопа. Нинель не замечал вовсе. Он собирался точно выполнить поручение: наблюдать за реакциями спиритов.