Малахитовый Лес - Влада Ольховская

Что ей многое доступно. Но теперь Ксения не чувствовала себя сильной, она чувствовала себя дурой, которая слишком долго обманывала весь мир.

Не до конца понимая, что делает, она подхватила с крыльца ближайший осколок маски и без сомнений полоснула острым краем по собственному запястью.

Глава 24

Тори и сама понимала, что время истекает, но это вовсе не означало, что она боялась Токарева. Их уговор был предельно простым, она с самого начала оставляла за собой право на неудачу. Так что Тори не собиралась звонить ему, отчитываться и просить еще парочку дней, она собиралась играть по прежним правилам. Как ни странно, теперь даже неудача не казалась ей таким уж плохим вариантом. Зато ей не придется использовать Романа и ее совесть останется чиста… хотя бы в этом.

Токарев же был настроен не так спокойно, он сам начал ей названивать. Тори убедилась, что хозяин дома ее не услышит, на этот раз Градов вызвался возиться на кухне. И все равно девушка отошла в дальнюю комнату, сделала вид, что любуется деревьями, залитыми предзакатным светом, и только там ответила.

– Наконец-то, – мрачно заявил Токарев. – Я уже начал думать, что вы меня избегаете.

– С чего бы? У меня есть повод прятаться от вас? Нет – и у вас нет повода звонить.

– Может, и так, но я решил, что немного мотивации вам не помешает.

– Какой еще мотивации?

Тори невольно вспомнила рассказ Градова о том, как его бывшую начали шантажировать заказчики. Неужели и Токарев до такого опустится? Ну и зря, шантаж позволяет ездить далеко не на всех.

Однако Токарев и сам понимал, что давление ни к чему не приведет:

– Исключительно положительной. Я решил, что справедливо будет заранее признать: вы – моя последняя надежда. Не люблю патетику, конечно, но так все и есть.

– И что вас на эту патетику сподвигло? Столько дней молчали!

– Я не молчал, я пытался найти другие пути. В некотором смысле это мне удалось. Мои люди следили за Немировским и накопали на него немало интересного. От драк с журналистами до оргий в гримерке с фанатками, которым едва исполнилось восемнадцать.

– Что-то мне подсказывает, что вы без сомнений подсунули это своей дочери.

– Я считаю, что ей лучше пережить боль сейчас, чем увязнуть в болоте окончательно, – заметил Токарев. – В болоте люди умирают, Виктория.

– Но судя по тому, что вы мне звоните, ваша дочь предпочла болото.

– Увы. Я показал ей все, все рассказал… Драки с журналистами ее не интересуют, она считает такое поведение признаком мужественности. Измены причинили ей боль, я видел это. Но она снова заявила, что гениям это позволено, что в таком он черпает вдохновение. Я смотрю на своего ребенка – и не узнаю. Она всегда была гордой, и я не знаю, что это за наваждение… Я полагаю, что она любит не этого ублюдка, а музыку, к которой он не имеет никакого отношения.

– Или она просто уперлась. Ваша шпионская стратегия не сработала, а ролики у вас остались?

– Да, у моих людей.

– Пришлите их мне, – попросила Тори. – Ролики, не людей.

– Зачем?

– Пока не знаю, но, может, пригодятся. Моя электронная почта у вас есть, отправляйте туда. Все, мне нужно идти!

Разговор пришлось сворачивать быстро, потому что через окно Тори заметила Льва Градова, бегущего к дому брата. Не похоже, что ему снова захотелось поспорить с Романом. Вид у Льва был шокированный и откровенно больной, словно его только что сбила машина, а он кое-как поднялся и от шока сумел бежать на переломанных ногах.

Тори поспешно заглянула на кухню и предупредила:

– Роман, твой брат здесь.

– Пусть катится к черту.

– По-моему, он только что оттуда…

Она еще не знала, ради чего пришел Лев, но дурное предчувствие уже появилось. Тори боялась того, что он скажет, – и хотела узнать. Вот только что-то ей подсказывало, что к правде она не будет готова при любом раскладе…

Зато кое-кто правду принял сразу. Кто-то, живущий на другой стороне поселка. Кто-то, наблюдавший за Львом Градовым и Ксенией с того момента, как они встретились на улице.

Илья не собирался следить за художницей, все получилось само собой. Она была яркой вспышкой, не ослепляющей его, но привлекающей внимание, завораживающей, заставляющей поворачиваться к ней. Он не выходил, скрывался, смотрел издалека. Но не мог отстраниться, когда рядом с ней снова оказался этот… непонятный. Неприятный. Пестрящий.

Наблюдать за ними со стороны было почти больно, но Илья все равно делал это, терпел, сам не зная почему. Вот и сцену на крыльце он не пропустил.

Тогда засияли не только они двое, засиял весь мир. Мир стал ярко-красным, расчерченным белыми молниями, наполненным громким раздражающим жужжанием – словно приближаются сотни разозленных ос и нужно бежать. Таким мир еще никогда не был, это одновременно пугало и злило Илью. Этот, Градов, он что-то сломал, поэтому и мир изменился.

Казалось бы: сломал – так почини! Но Градов не умел чинить, он умел только портить. Сначала он держался в стороне, в гуще красного мира, там, где все было таким ярким, что Илья его толком и не видел. А потом он и вовсе удрал, как последний трус. Как будто тоже увидел красный цвет и испугался!

Значит, чинить предстояло Илье, но он не представлял как, от шума у него кружилась голова, ему казалось, что воздух наполнился запахом полыни. Он надеялся, что Ксюша заметит его, подскажет, что нужно делать, у нее это всегда получалось.

Но не сегодня. Она просто взяла осколок маски и порезала собственную руку.

Наверно, у нее были причины так сделать. Илья смутно догадывался, что с ее лицом что-то не так. Но он не мог различить, что именно, она теперь сияла слишком ярко, ослепляла его. Поэтому Илья и не понял толком, из-за чего она расстроена, почему сбежал этот подонок Градов.

Зато кровь он видел очень хорошо. Красную кровь в красном мире, живую, ручьями рассекающую воздух и уходящую в землю. Теперь уже он не мог оставаться в стороне, он вырвался из дома, побежал к соседнему участку, хотя по-прежнему не представлял, какие действия будут сейчас правильными.

Шведов точно понял, что успел вовремя, хоть в этом повезло. Ксюша собиралась ударить окровавленным осколком снова, нанести себе вторую рану – словно первая была недостаточно жуткой! Илья перехватил руку девушки в последний момент.

Ксюша только теперь его заметила, вскрикнула, попыталась отвернуться, чтобы он не видел ее лица.

– Илья, уйди! Не смотри!