Дневник покойника - Андрей Троицкий

Чибис поднял к глазам бинокль, но увидел только светлый седан, который ехал последним. Остальные машины, скрывшись за холмом, пропали из поля зрения. Через пару минут они, подняв пыль, промчались мимо по дороге.

– Как думаешь, тетрадка у адвоката? – спросил он.

Грач молча пожал плечами:

– Хрен его знает.

– Тетрадка у него. Адвокат – настырный сукин сын. Он приехал сюда за дневником. И за Дорис. Он забрал все, что хотел, и теперь пытается смазать лыжи. Как думаешь, у него получится?

– Вряд ли, – бросил Боб. – Потому что у нас машина хорошая. А у него наказание, а не машина. Выезжаем.

– Что-то у меня плохое предчувствие, – не подумав, брякнул Грач, отупевший от холода и долгого ожидания. – В смысле, мне кажется, что Радченко плохо кончит.

До вечера Павел Муратов ждал, когда же его перевезут в следственную тюрьму, но в коридорах стояла тишина. Когда стемнело, понял, что ждать больше нечего: переезд откладывается. Тогда он разложил на столе бумаги и принялся сочинять новую жалобу на имя Генерального прокурора России. Уже два листка бумаги были исписаны аккуратным разборчивым почерком, как вдруг щелкнул замок, лязгнула задвижка.

В камеру втолкнули здоровенного мужика с фингалом под глазом. Майка была разорвана на груди, на ногах домашние тапочки. Мужик держал в руках пластиковый пакет с личными вещами. Не сказав ни слова, он освободил пакет, бросив вещи на верхнюю шконку. Затем уселся на другой табурет и стал наблюдать, как сокамерник что-то пишет. Еще через четверть часа порог камеры переступил другой мужчина, бритый наголо, невысокий и невзрачный. Руки длинные, как у обезьяны, а ноги, напротив, короткие. Тело похоже на мешок с костями, а физиономия – на ржавую сковородку.

Муратов привстал с табурета и сказал «здравствуйте», хотя не хотел ничего говорить. Человек не ответил. Он опустился на нижнюю койку, которую занимал Муратов, нагнувшись, вытащил из-под нее коробку с вещами и продуктами, что принесла жена, и стал рыться в ней. Нашел пачку печенья, открыл ее и съел все без остатка. Затем снова стал шарить в коробке.

– Послушайте, вы, – неожиданно заволновался Муратов. – Я к вам обращаюсь. Ты… Положи на место!

Тут первый мужик вскочил на ноги, зашел сзади, схватил подушку и ловко прижал ее к лицу Муратова, чтобы тот не мог закричать. Стало нечем дышать. Через секунду Павел оказался на полу, в падении больно ударившись о край стола. Он лежал на спине, кто-то стискивал бедрами его голову, а к лицу прижимал подушку. Муратов попытался вырваться, но получил такой удар в печень, что на мгновение лишился чувств. Он пришел в себя и подумал, что до тюрьмы на острове Огненный будет чертовски трудно дожить. Пожалуй, и до суда не дотянет.

Тут подступил новый приступ удушья. Это на голову натянули пластиковый пакет. Муратов сумел как-то извернуться, разорвал пакет зубами и укусил одного из нападавших. Набрав полные легкие воздуха, что есть силы крикнул:

– Я хочу на допрос… Суки, суки…

Через полчаса он сидел в подвале в следственном кабинете, освещенном люминесцентной лампой, и разглядывал все тот же убогий конторский стол, бетонные стены и окошко под потолком, загороженное куском жести, в котором пробили два десятка дырок. Вытирал бумажной салфеткой разбитый нос, трогал кончиками пальцев рассеченную надвое губу. Болели ребра и почки; эта боль поднималась выше, к шее и голове.

Девяткин вошел в кабинет, глянул на Муратова и, не сказав ни слова, принялся расхаживать от стены к стене, будто о чем-то думал или решал важную задачу. Наконец остановился и воскликнул:

– Господи, только посмотри, на кого ты похож! Что случилось? Ты что, с верхних нар на пол свалился?

Он хотел еще что-то добавить, но передумал. Вместо этого вдруг громко засмеялся. Муратов долго глядел на него мутным тяжелым взглядом, потом неожиданно для себя тоже засмеялся. Он смеялся долго, до колик в желудке, до боли, до спазмов в горле. А потом, без всякого перехода, горько заплакал.

Дорога норовила выскочить из-под колес «Блейзера», но Чибис, сидевший за рулем, был спокоен, как удав. Впереди маячили задние фары автобуса, старой развалюхи с помятыми боками. Сегодняшним утром на нем на свадьбу привезли музыкантов из районного центра.

– Я бы не стал мешать этим людям, – сказал Чибис. – Они охвачены гневом. Они хотят отрезать голову этому Адвокату, а заодно и американке. Я не возражаю. Пусть режут, пусть снимут скальпы с этих уродов, пусть скормят их мясо дворовым собакам. Это облегчит мою задачу. Но…

– Что «но»? – быстро спросил Борода.

– Но я не уверен, что в предстоящей потасовке тетрадка останется целой. А если и останется, потом трудно будет ее забрать.

Чибис прибавил хода, уселся на хвост автобусу, потом обошел его по обочине и снова выехал на дорогу. Сидевший рядом Боб перекрестился и что-то пробормотал себе под нос, потом открыл люк в крыше, вытащил из-под ремня пистолет и забрался с ногами на переднее сиденье. Над плоскостью крыши показалась его голова, а потом и плечи. Чибис стал медленно снижать скорость.

Теперь отставший автобус нагонял «Блейзер». В салоне горел свет. Сквозь ночь и пелену пыли Боб видел людей, сидевших впереди. Это были празднично одетые мужчины в темных костюмах. Водитель, человек плотного сложения, в белой рубашке и галстуке, еще ничего не понимая, тупо разглядывал иностранную машину и Боба, высунувшегося из люка.

Боб тоже смотрел на водителя автобуса. Глаза слезились от пыли и ветра; он протер их кулаком, но стало только хуже. Затем поднял пистолет и, обхватив рукоятку двумя ладонями, нажал на спусковой крючок. По крыше «Блейзера» запрыгали и пропали в темноте стреляные гильзы. Правое стекло автобуса продырявили три пули, но лишь одна из них достала водителя, прошив левую ключицу. Две пули полетели в салон, полный людей, и там кого-то зацепили.

Автобус вильнул в сторону. Но Чибис тут же повторил этот маневр, и снова «Блейзер» оказался перед автобусом. Расстояние небольшое, всего метров пятнадцать, но машину трясло так, что трудно было попасть в цель и с пяти метров. Водитель автобуса включил фары дальнего света, стараясь ослепить Боба, но он и так почти ничего не видел за густым облаком пыли. Кажется, автобус снова хотел вильнуть, чтобы обойти «Блейзер». Было видно, как водитель крутил головой и что-то кричал.

Чтобы меньше трясло, Боб уперся грудью в край люка, прижал локти к крыше, протер ладонью слезящиеся глаза и, крепко сжав пистолет, нажал на спусковой крючок. На этот раз две пули ушли в темное небо, и только одна пробила ветровое стекло. Но это было попадание в яблочко. Пуля вошла прямо в грудь водителя, под пятое ребро. Мужчина уронил голову и повалился на руль.

Автобус резко повернул вправо, затем влево, поднимая пыль, описал полукруг и повалился набок. Пассажиры свалились в кучу. Но кто-то сумел выбраться из-под человеческих тел и попытался ногами выдавить лобовое стекло. Что получилось из этой затеи, Боб не увидел, автобус пропал в темноте. Он спустился, сел на переднее сиденье, смочив водой из фляги носовой платок, протер лицо.