Новик, невольник, казак - Степан Кулик

Олеся порывисто вскочила и бросилась Лукерье в ноги и попыталась поцеловать в руку.

– Век за вас Христа молить стану!

– Да не за что… пока…

Женщина подняла ее с пола и усадила обратно за стол.

– Вот как с сестричками из агарянских[39] краев вернетесь, тогда и поблагодаришь… А сейчас вам надо как следует отдохнуть и выспаться. Тем более – воскресный день сегодня. Возьмите с собой еды, кувшин с взваром и пойдемте на сеновал… Там вас никто не потревожит. Да хоть дверь изнутри подоприте… – женщина лукаво стрельнула глазами.

Мне нравился ход ее мыслей, но было еще кое-что, не позволяющее расслабиться.

– Пани Лукерья… вы шум ночью слышали? В Среднем городе?

– Как же… слышала. Там гам стоял такой, словно конокрада ловили! А что? Мне еще что-то следует знать?

– Да… Это два наших товарища пытались узнать у торговца кожами Хасана ибн Дауда о том, где именно держат ее сестричек.

– Хасана-турка? – удивленно переспросила Лукерья. И по ее тону можно было догадаться, что купца этого она знает и мнения о нем весьма невысокого. – И что?

– Они не вернулись… Мы ждали их в условленном месте… за городом. Но слышали только шум, голоса, а потом – стрельбу… там… – махнул в сторону затоки контрабандистов.

– Так вы не одни, значит?

– Одни, тетушка Лукерья… – подпустила грусти в голос Олеся. – Просто встретились по пути добрые люди… вот как вы с мужем… И взялись помочь. Только зря, видимо… А мы теперь даже не знаем, что с ними случилось.

– Понятно… – женщина что-то для себя решила. – Ну, хорошо. Взялся за гуж, не говори что не дюж… Вы двое – марш на сеновал и чтоб носа не высовывали. Уж не обессудьте, запру вас там, для верности… А сама пойду в город, может, и разузнаю чего. Люди у нас глазастые…

Женщина провела нас к правому крылу того самого длинного строения, позади дома, и открыла дверь.

– Заходите… И это… Очень вас прошу, молодята… не высовывайтесь.

Помолчала немного и продолжила, глядя серьезно и обеспокоенно:

– Если в деле замешан Хасан-турок, то городская стража может получить приказ найти чужаков. Касьян промолчит… Да и хлопцы его, после магарыча, скорее всего проспят до вечера и о вас не вспомнят. Так что, если сами не сунетесь куда не следует, то и не попадетесь.

– Да мы ни ногой… – я клятвенно прижал кулак к груди.

– Свежо предание, да верится с трудом… – хмыкнула Лукерья. – Ладно… Будем надеяться, что хоть на это у вас ума станет. Отдыхайте… А вечером поговорим еще раз. Только на этот раз – как на духу. Поймите, голубки, я вам добра желаю. Ведь мне Господь деток не дал… так хоть чужим помогу.

– Да мы… – начал было я, но Лукерья уже не слушала. Впихнула внутрь и закрыла дверь.

Дверь так себе, сколоченная из тонких досок, к тому же – неплотно, в просветы можно палец просунуть. Вот только и хозяйка знала об этом. Она сперва пропала из виду, а после возникла, кантуя большую бочку. Судя по тому, как женщина пыхтела, бочка весила изрядно. Мне не управиться… Но я и не собирался. Честно говоря, подустал за последние дни и от пары часов крепкого сна не отказался бы.

Олеся, похоже, думала так же, поскольку молча полезла по приставной лестнице наверх огромного стога, занимающего почти все помещение, аж до самой крыши. Я последовал за ней. А когда улегся рядышком, решил задать тот самый вопрос, который не давал мне покоя еще с того момента, как турок узнал ее.

– Послушай… а как тебя на самом деле звать? Олеся или Марылька? Или еще как-то?

– Разве это важно?

Ответить я не успел, поскольку девушка прибегла к извечной уловке, которую все они используют, когда хотят избежать расспросов. Повернулась ко мне, приподнялась и легла сверху. А мгновением позже ее губы прильнули к моим, пресекая любые разговоры.

Ладно, поговорить за жизнь можно и позже… А шанс пообщаться без слов, еще и по ее инициативе, грех упускать. Не факт, что повторится.

* * *

Хорошенько покувыркавшись в душистом сене по самое «больше не могу!», заснули как убитые… Во всяком случае, я отрубился так, словно выключателем щелкнули. Так что очнулся от настойчивого стука в дверь…

Какое-то время недоуменно хлопал глазами, пытаясь понять, почему они не открываются, и только потом сообразил, что веки здесь ни при чем. Просто на дворе снова ночь… Ну, или очень поздний вечер.

– Эй, молодята! Отворяйте! Это я. Лукерья…

Ну да… Предосторожность лишней не бывает. И несмотря на бочку снаружи, я тоже подпер дверь изнутри, заклинив ее черенком от лопаты. Приличное усилие такой запор долго не выдержит, но ведь женщина не собиралась ломать собственный амбар.

– Сейчас… Уже отпираю…

Пока я просыпался, Олеся уже скатилась по лестнице вниз и возилась с дверью. Пришлось поторопиться, чтобы не отставать.

– Я помогу.

– Да все уже…

Дверь распахнулась, и в нее заглянула хозяйка дома.

– Отдохнули? Вот и славно… А я к вам с вестями… только сперва поработать надо.

Лукерья снова вышла, а за нею и мы с Олесей. Перед амбаром стояла телега, груженная сеном.

– Вот… разгружайте.

Ну, как приговаривал дед, сено таскать, не мешки носить… Я решительно схватил с телеги вилы и замахнулся.

– Эй! Эй! Не так быстро! – метнулась ко мне Лукерья. – Это особенное сено. Чистый клевер… Его надо аккуратно брать… руками.

Руками так руками. Хозяйке виднее. А мне без разницы. Так, правда, дольше и исколешься весь стеблями. Ну так мы же батраки и выбирать не приходится. Танцуй, враже, как пан скажет…

Но едва сгреб в охапку верхний слой сена, как едва сдержал вскрик. Передо мной было белое, безжизненное лицо Полупуда.

– Василий…

Я раздвинул сухую траву и приложил пальцы к артерии на шее. Пульс был слабый, но прощупывался.

– Слава богу… живой… Откуда? Где ты его нашла… Он ранен? А второй? Второго не было?

– Давай сперва казака внутрь занесем, да в чувства приведем… А поговорить и после можно. Второго не было. Только этот… и то едва живой.

Тоже верно…

Сам я бы не сдюжил нести Полупуда на руках. Вопреки прозвищу, весил он не меньше шести пудов. Но для Лукерьи подобная ноша оказалась не в тягость.

– Посторонись… Я лишь хотела убедиться, что вы его знаете…

С невероятной легкостью женщина подхватила на руки казака и внесла в амбар. Мы с Олесей последовали за ней.