Завтра наступит вечность - Александр Громов

Меня осенило.

– Ударь себя по щеке, – сказал я, приближаясь к Аскольду.

Он мгновенно ощетинился:

– Не понял!

– По правой щеке, – уточнил я. – У тебя комар. Обыкновенный комар, земной.

Аскольд ударил. Насосавшийся комар не успел взлететь и был расплющен. Мы по очереди исследовали останки кровососа – очень обыкновенные, знакомые каждому останки.

Аскольд снова заявил, что ему это совсем не нравится. Мне тоже никогда не нравились укусы комаров, но он имел в виду другое. Откуда на иной планете взяться земным – или, по крайней мере, близким к земным – формам жизни?

С другой стороны – небывалые цветики-семицветики…

Начальство в лице Стерляжего пресекло дискуссию. Начальство велело нам брать ноги в руки и первым пошло вброд. Весело текущая мутноватая водичка не достигала колен. Возможно, в ней водились какие-нибудь рыбы, но точно не пираньи.

До сопки было рукой подать. Взобраться на вершину оказалось непросто, но мы и с этим справились, хотя то и дело приходилось карабкаться на карачках и обходить скальные обнажения. Никакое копытное, если оно не архар, сюда не забралось бы. Да и на вершине нам пришлось тратить время в поисках места, где деревья не закрывали обзор.

За кольцом сопок расстилалась холмистая равнина. Ветер гнал волны по травяному морю, теребил кусты и редкие купы невысоких деревьев. Саванна… Вдали паслось стадо каких-то животных. Расстояние до них было великовато и для бинокля, удалось только разглядеть, что они похожи на земных газелей, если только над нами не шутило воображение, дорисовывая знакомое взамен смутного.

– Понятно, – сказал Аскольд. – Копытные время от времени пробираются через болото в эту котловину и благоденствуют, пока не сожрут всю траву или пока до них не доберутся хищники. Тогда они уходят на равнину. Сейчас их здесь нет, и хищникам нечего делать в котловине.

Спорить с ним никто не стал. Надя только пожалела, что у нас нет более мощной оптики, чтобы рассмотреть копытных подробнее, на что Стерляжий, отвечавший за экипировку и уловивший упрек в свой адрес, немедленно окрысился в том духе, что в задачу первого этапа общей разведки детальные исследования никак не входят, и погнал нас вниз с сопки. К Лазу.

Спускаясь, мы перебрасывались веселыми шуточками. Как-никак первый этап прошел успешно. Нас не съели, даже не пытались. Природа планеты – во! Корпорация будет в восторге. Один только раз нас напугало какое-то растение вроде бешеного огурца, выстрелившее в нашу сторону порцией клейких семян, да и то промахнулось. Оставленный у Лаза маячок уверенно попискивал, и не барахлил пеленгатор. Мы переправились через ручей и двинулись напрямик. Стерляжий на ходу ворчал, что мы слонялись по планете больше намеченного часа, целых шестьдесят семь минут, но ворчал больше для проформы. Да хоть три часа – победителей не судят!

Теперь я возглавлял шествие и первым разглядел маячок в примятой траве возле Лаза, только никакого Лаза там уже не было. Была примятая трава, маячок на штыре и больше ничего.

В первый момент я подумал, что ошибся, и даже начал шарить взглядом вокруг – как будто Лаз мог куда-то закатиться. Глупо. Так же глупо, как утопающему цепляться за соломинку.

Я ничего не сказал – они все увидели сами.

– А где… – начала было Надя и не закончила. Она поняла.

– Все, – сказал я со смешком, прозвучавшим по-идиотски, и сел в траву. – Приплыли.

Согласен, я мог бы изречь что-нибудь поумнее, но зачем же так набрасываться на человека? Как будто я был виноват в том, что Лаз спонтанно закрылся. Как будто я сам его и закрыл!

Ладно уж, могу честно признаться: если бы сумел – закрыл бы на время, чтобы подшутить. Но как бы я сумел?

Когда они выдохлись и прекратили изливать на меня гнев и презрение, Стерляжий сел в траву рядом со мною, отдышался и подал голос:

– Твои предложения?

– Сидеть, – сказал я. – Сидеть и ждать. Валера сделает, что сможет.

– А если не сможет? Тебе надо было остаться там, тебе!

– А я сюда и не напрашивался, – парировал я. – Ты решал, кого взять. Ты начальник, я дурак. Какой с меня спрос?

Он опять взвился и много чего наговорил в мой адрес. Я отмалчивался, решив не связываться. Не понимаю: для чего люди расходуют энергию без всякой пользы? На Грыжу бы их, только не на часы, а на недели. Там самый бестолковый упрямец обучится не суетиться зря и не переть на рожон. Машиной он там станет, умной машиной.

Для жизни на Земле это, может, и плохо, не знаю. Нет, пожалуй, в самом деле плохо. Но то на Земле…

Бедуином я был – такое пришло на ум сравнение. Одиноким бедуином, отбившимся в пустыне от каравана. Что делать – орать, метаться, каракуртов распугивая? Пусть другие мечутся, а я посижу. Нормальный бедуин закутается в бурнус да и просидит под саксаулом сколько сможет – авось мимо пройдет еще один караван. Иншалла, словом. Все равно ничего умнее выдумать не удастся.

От скуки я перебрал в памяти все цепи управляющего блока – может, сгорело что? Вроде там и гореть-то особенно нечему… А если паче чаяния какая-нибудь плата выйдет из строя, то определить какая и заменить ее – раз плюнуть. Запасные платы я тоже тестировал, в норме они были. Да и Валера инженер толковый, в своем деле он не одну собаку съел, отловив предварительно… А Лаз закрыт. Выходит – что? Выходит, он просто-напросто не желает открываться, что с ним ни делай. Нет у него сегодня настроения служить людям, и когда оно снова появится – неизвестно…

Мы пользуемся, не понимая. На том стоим. Программисту нет дела до того, как в кристаллах процессора электроны преодолевают потенциальные барьеры. Корпорация увлеченно грабит Клондайк, даже не подумав хотя бы раз запустить на эту планету не старательскую, а исследовательскую экспедицию. Или вот автомат. Он может стрелять. Многим известны его ТТХ, приемы разборки-сборки и ухода за ним. Но многие ли знают, что его ствол, к примеру, состоит из мельчайших кристалликов стали, что кристаллы эти относятся к кубической системе, ориентированы хаотично, а между ними имеются аморфные прослойки, что электронный газ в межатомном пространстве вырожден, потому что пытался обмануть принцип Паули… А главное, стрелку не нужно ничего этого знать, более того – знать вредно. Опасно для жизни. Стрелок должен прятаться, выцеливать, нажимать на спусковой крючок, и это нажатие иной раз заставляет историю идти по-другому…

Точно так же мы ничего не знаем о Лазе, но это не мешает нам его эксплуатировать… когда он хочет быть эксплуатируемым. А если нет? Если он никогда больше не захочет?

Мысль была скверная, и я ее выгнал. Все равно от нас ничего не зависит. Мы можем только выжить по примеру того бедуина, больше ничего. Но уж этим мы будем заниматься всерьез!

Пока я сидел просто так, а Стерляжий сидел орал на меня, Надя с Аскольдом вытоптали и выщипали траву шагов на пять вокруг нас. От змей. Правда, ни одной змеи нам до сих пор не встретилось, но, может, мы плохо смотрели. Может, тут водятся ядовитые пауки. Так что Стерляжий, выпустив в меня последний заряд, предосторожность одобрил, и я тоже, только молча. Если опасная фауна не кишит, это еще не значит, что ее нет вообще. Допустим, оказавшись внезапно нагишом в Арктике, ты имеешь куда больший шанс примерзнуть задницей к торосу, нежели угодить на обед к белому медведю, – а только карабин все равно не помешает. И круговой обзор тоже.