Озеро Радости - Виктор Валерьевич Мартинович

которых не дает заснуть ночью. Он здесь, в Москве, на один день, выступил на археологической конференции, а завтра… И чем больше он говорит, тем страшней становится Ясе. Это плохо мотивированный, но очень интенсивный страх, происходящий из понимания того, что будет дальше. А дальше — вот буквально прямо сейчас — они расстанутся. Опять. На год, на два. На жизнь.

А потому она останавливается, обнимает его, прижимается к нему и произносит несколько слов. После чего они идут в крохотный номер, снятый для него университетом в третьесортной гостинице. Номер, состоящий из кровати, окна и почему-то серванта с шестью коньячными бокалами. Они ложатся на эту кровать и на этот раз их руки соприкасаются — так, как хотелось когда-то Ясе в травах вокруг Малмыг. Он пытается прерваться, но она лжет ему: «Не надо. Сегодня — можно».

Потом они раздвигают шторы, и оказывается, что на дворе — глубокая ночь и что проснувшийся голод можно утолить только в ночном магазинчике под отелем. И из еды там — только скучная и подсохшая ветчина, напоминающий ножку стула сервелат, бесполезные макароны, черствый кекс и яйца, которые буйная Янина предлагает пить «из горла» в археологическом брудершафте, прямо на месте. И они покупают десяток, а также, по настоянию Ветра, — кекс, ломтик ветчины и майонез. Они возвращаются в отель, и Ветер, наловчившийся выживать в не вполне приспособленных для этого условиях, приготавливает яйца в коньячных бокалах. С помощью обычного кипятильника. В стиле пашот. И они едят яйца пашот единственной найденной в номере ложкой, и те, раздавленные о коньячное стекло, пускают свои желтые слезы внутрь бокалов, и Яся опять поражается его умению превращать в увлекательную игру все, чего он касается. Потом они снова занавешивают шторы, и как-то очень скоро через них начинает пробиваться солнце, и до поезда три часа. Тут Ветер снова поражает ее, составляя из половинок кекса, ломтика ветчины и яиц практически совершенный сэндвич Бенедикта — с той лишь разницей, что вместо голландского соуса в нем использован близкий если не по вкусу, то по цвету майонез.

Потом они на вокзале, и он оставляет ей свой белорусский мобильный телефон. Свое имя и фамилию он сказал еще в начале встречи, но она их не запомнила, так как они показались ненастоящими. Она крутит в руках бумажку с номером — совершенно бесполезным, с учетом того, что страна, из которой на него можно позвонить, не существует на Ясином глобусе.

И они расстаются. Опять. Не зная: на год, на два. Или на жизнь.

Часть пятая

Дождь рисует на лобовом стекле ночного автобуса ветви деревьев. Когда побеги потеков становятся слишком длинными, их смахивает дворник, и все начинается снова. На трассе вырастают светящиеся города из идущих на Москву фур. Линия горизонта маркирована ожерельями огней — в зависимости от расстояния, они ползут то быстрей, то медленней. И кажется, что автобус стоит, а движутся именно они.

Янина окружена самым разношерстным и самым загадочным племенем на Земле — племенем случайных попутчиков. Каждый из нас побывал в его кругу хотя бы раз, каждый из нас знает ту доверительность, с которой члены племени обращаются к совершенно не знакомым людям, включенным плацкартой в родовой хоровод. Автобус напичкан перегонщиками, челноками, контрабандистками, казахами и казахчатами. Последние едут в Германию жить на пособие, так что их паспорта являются одновременно и трудовыми книжками. Слева разговор, собеседники драпированы темнотой:

— Хорошо, сынок. Едешь из Нижнего Новгорода в Новокузнецк. Давай маршрут.

— Так, надо подумать. Эх-хе-хе. А если по навигатору?

— Сколько раз говорил. Ты, если водителем готовишься стать, карту должен не просто знать. Ты ее чувствовать должен. Каждый изгиб. Каждую речку.

— Сейчас, сейчас, папа! Вспомню только… Так, после Новгорода — Казань. Потом — Самара.

— Ну здрасьте-покрасьте! Зачем тебе Самара? На двести километриков хочешь вниз махнуть?

— Ой, да… Ошибся. Хорошо… Что же там дальше, после Казани?.. Челябинск?

— Уфа, дуралей! Про Уфу забыл!

— Да, вот сейчас помню! Уфа — Челябинск — Омск — Новосибирск. А там уж и финиш, через Кемерово.

— Молодчина, сын! А где на отрезке Челябинск — Омск на ночевку станешь?

— В Ишиме! Чтобы границу обойти! Остановлюсь на постоялом дворе у тети Наташи.

— А как найдешь ее?

— По рации на трассе пробью. Везде люди. Подскажут.

— Молодец! Звезда героя!

— С паркинга дашь выехать?

— Пока пустой — выедешь. А как машины загрузят — ты меня извини, курсант!

— Ну па-а-п!

Янина сидит с закрытыми глазами. Она не хочет спать, она хочет захотеть спать. И реализовать это отсутствующее сейчас желание, поспав хотя бы немного. Потому что за завтрашний день ей нужно будет поступить в университет, снять жилье или найти дешевый хостел. Потому что за завтрашний день ей нужно уехать из Москвы. И ощутить себя жительницей другого мира. Она видит себя в тоннеле между двумя городами. У этого тоннеля есть только две точки: входа и выхода.

Когда уже на рассвете автобус выруливает на высокую эстакаду и мчится через застроенный карлсоновскими домиками, открыточными костелами и запущенными дворцами город, у нее возникает впечатление, что она переместилась из бетонной панельки в антикварный магазин. Тут все мило и почти все нуждается в ремонте. То, что в Беларуси непременно покрасили бы, в Москве — продали бы, тут стоит никому не нужное и покрывается зеленоватой венецианской плесенью.

Она бредет от вокзала, абсолютно очарованная вильнюсскими дверями. Они все — из другой эпохи. Той, в которой на люстры помещали латунных фей, а вход в жилище обещал не безопасность, но — изящество. Время застыло тут в девяностых, от морока воспоминаний о которых города, в которых она успела побывать, спешно избавились.

Янина завтракает в напоминающей интерьер кукольного мультфильма пиццерии. Перед ней на столе — гора бумажного сора. Вскрытый синий конверт с новой симкой, соглашение с мобильным оператором, газета с объявлениями о сдаче жилья. Соглашение и газета — на литовском, разобрать который после нескольких попыток девушка отчаивается. А потому она просто вставляет в телефон новую симку и выкидывает свой московский номер — единственную связь с ним. Несколько минут она раздумывает над тем, не написать ли ему sms: «Все хорошо, добралась нормально, где буду жить — не знаю», написать просто для того, чтобы он знал, как ее найти. Но решает не делать этого.

* * *

В коридорах университета пахнет, как в минском метро. Такая же матовая плитка. Комиссия быстро измеряет ей Барта, Фуко, Эко и Беньямина,