Песок вечности - Сергей Курган

Макс рассмеялся.

– Действительно, натуральный анекдот, – прокомментировал он, отпив коньяка.

– Серж, – начала Аня, – вот вы уже в который раз упомянули Людовика Святого.

– Да-да.

– Почему он стал святым? И когда?

– В данном случае, Аня, «почему» и «когда» неразрывно связаны между собой.

– Что это значит?

– Людовик IX жил в XIII веке. Кстати, именно в период его правления вы оказались заброшены вчера. Так вот, канонизирован он был на исходе XIII века – в 1297 году, усилиями его внука Филиппа IV Красивого.

– Это того, который разгромил орден тамплиеров?

– Его самого. Филипп подмял под себя папский престол, вынудил его перебраться в Авиньон.

– Во Францию?

– Почти. Восточная граница Франции проходила тогда по Роне, а Авиньон на восточном ее берегу. Но почти. Филипп сделал папу ручным, помыкал и папой, и кардиналами. Ну и добился чего хотел: нажал на папу, и тот канонизировал его деда. Это сугубо политика и ничего более.

– То есть Людовик Святой был не очень святым?

– Я только поменял бы тут местами слова «очень» и «не», а потом бы убрал вопросительный знак.

– Даже так?

– Конечно! Портил монету – разве это не мошенничество в особо крупных размерах? Грабил и изгонял евреев, разорил страну непомерными налогами, опустошил Южную Францию. Вымел подчистую казну. Вы можете во всем перечисленном усмотреть признаки святости?

– Не очень, – саркастически ответила Аня. – Если задуматься. Все правители похожи и все времена похожи.

– Да, – согласился Серж, – похожи. Время подобно морю: оно и повторяется, и не повторяется. Оно все время разное, и вместе с тем, в сущности, оно одно и то же. Его волны, так же как и морские, вздымаются и опадают, мчатся к берегу и, накатывая на песок вечности, умирают, а за ними бегут следующие. И все волны похожи одна на другую, и все они перестанут существовать, даже если они станут высокими, как дом, и яростно обрушатся на берег. Все равно они растекутся и уйдут в песок. Все уйдет в песок. Так устроен этот подлунный мир. Но и луна не вечна, и звезды.

Серж посмотрел на небо. Аня, вслед за ним, тоже подняла глаза к небесам. Их черный бархат был усыпан сияющими светилами, среди которых отчетливо выделялся Большой Треугольник – огромная фигура, образованная тремя ярчайшими звездами. Аню охватило чувство присутствия чего-то безмерного и неохватного. Вечного. Ей показалось, что ее продувает холодок, и она плотнее укуталась в шаль.

– Серж, – произнесла она, глядя на небо, – я забыла…

– Забыли?

– Ну, я не уверена. Верхняя справа – это ведь, если я не ошибаюсь, Вега, так?

– Вы не ошибаетесь.

– А остальные две?

– Верхняя слева – это Денеб, а та, что снизу, – Альтаир.

– А эта бледная светлая полоса, на фоне которой мы видим Большой Треугольник, – это Млечный Путь, верно?

– Да, Аня.

– Красиво! – продолжила она. – Вот тут, на Земле, идет какая-то возня. Кто-то за что-то воюет. Какие-то кризисы, «горячие новости». Всякие дурацкие рейтинги. Кто-то с кем-то выясняет отношения. А звезды сияют себе, и им это все глубоко безразлично.

– Вы правы, – мягко согласился Серж. – Все пройдет, и все пройдет, и забудется то, что было. И все повторится опять. И в небе будут сиять уже другие звезды, до тех пор, пока не истечет вечность.

Солнечный луч, проникший в спальню через щель в опущенных роллетах, попал Максу на щеку, и она слегка дернулась. Средиземноморское солнце, несмотря на утренний час, было уже ярким и назойливым. Становясь все более горячими, полоски света попадали теперь уже и на его волосы, нос и глаза. Недовольно что-то бормоча и еще досматривая ночной сон, Макс попытался бороться с ними и подвинул голову вправо. Но это не сильно помогло. Лицо оставалось в освещенной зоне и продолжало неприятно нагреваться до легкого жжения. Стало жарко, рот его непроизвольно приоткрылся. Он сделал несколько вдохов, потом повернулся, чтобы уйти от луча, и проснулся.

Какое-то время просто лежал на спине, прикрывая глаза ладонью и щурясь. Сознание казалось совершенно пустым. Мыслей сначала не было. Они появились спустя несколько минут, и первым пришел вопрос: «Где я?»

Он обвел взглядом помещение.

Венские стулья с красивой полосатой обивкой, изящный овальный столик красного дерева. Возле стены – компьютерный стол «под старину». Стоящий на нем монитор отсвечивал экраном. Перед столом – вращающееся кожаное кресло с высокой спинкой и подголовником. В углу – кресло с короткими ножками и с такой же обивкой, как и стулья. В противоположной стороне – туалетный столик с зеркалом, заключенным в круглую раму, украшенную резьбой. Серж сказал, что это подлинный столик XVIII века. Стоп! Серж. Ну да! Мы в его коттедже. В одной из спален для гостей. Сознание сразу же, будто по команде, наполнилось информацией, и память пришла в рабочее состояние.

Еще некоторое время Макс обозревал помещение. Деревянный потолок с резными балками, элегантный ореховый шкаф, дверцы которого были отделаны вставками из древесины различных пород. Он смотрел на все эти предметы, наслаждаясь их вещественностью и прочностью. Тревога, которую он исподволь испытывал вчера весь день, стараясь, впрочем, ее не показать, похоже, оставила его. Мир вновь казался надежным и устойчивым. И потому вся эта столь любимая Сержем, несколько старомодная меблировка сегодня утром уже не вызывала у Макса беспокойства. Хотя… Он ведь сразу заметил компьютер и современный телефонный аппарат.

Наконец он посмотрел налево, на ту сторону широкой двуспальной кровати, которая примыкала к стене с красивыми атласными обоями.

Аня лежала почти что на животе, отвернувшись от него, ее левая щека покоилась на подушке. Светло-русые волосы живописно растрепались, закрывая ухо. Аня рядом! Значит, все в порядке! Макс спокойно вздохнул и подтянулся выше, чтобы получше ее рассмотреть.

Она спала, дыша ровно и глубоко. Простыня, которой она накрылась, как это всегда бывало, наполовину сползла с нее. Макс всегда удивлялся, зачем она вообще чем-то накрывается, если все равно к утру оказывается, что это нечто уже не на ней, в лучшем случае, как сейчас, наполовину. А бывало, и совсем. Несколько раз, в ответ на его вопросы об этом, она объясняла, что накрывается потому, что если не накроешься, то холодно, и поэтому накрываться надо. «Где же тут логика?» – спрашивал Макс. Тогда Аня начинала злиться, говоря, что логика тут на месте, и с ней все в порядке, после чего происходила перепалка. Но в последнее время он перестал к ней цепляться. Пусть делает так, как ей удобнее. И если ее это устраивает, то стоит ли лезть со своими замечаниями?

А сейчас он был даже доволен этим ее обыкновением, поскольку благодаря ему он мог любоваться телом Ани почти целиком, исключая лишь ноги, на которых простыня, постепенно отступая в тяжелых боях, сумела окончательно закрепиться. Его взгляд прошелся по спине и уперся в неудержимо влекущие округлости, накрытые короткой бежевой ночной рубашкой, которая только подчеркивала их и делала еще более соблазнительными. Макс, для себя, называл это ночное одеяние просто маечкой. Ох уж эти почти прозрачные маечки! Они всякий раз заводили его.