Аттила. Собирается буря - Уильям Нэйпир

— Прямо как в старые времена, — прошептал грек, устроившись с непокрытой головой.

— Императоры Северной Вэй когда-то принадлежали к народу тоба — степному племени.

Орест кивнул.

— А теперь посмотри, — сказал каган. — Как быстро лишили их сил китайский шелк и цивилизация, — и язвительно добавил:

— Проказа…

Китайский полководец ехал в украшенном вышивкой желтом паланкине, опираясь на локоть. Затем впереди появился всадник, и военачальник внезапно сел прямо.

Две армии встали друг напротив друга. Между врагами оставалось не более мили. В рядах Северной Вэй насчитывалось, вероятно, четыре или пять тысяч человек, и каждый из них был вооружен и хорошо подготовлен.

Аттила уже давно разделил своих воинов на отряды под руководством избранных командиров, смешав вместе черных гуннов и кутригуров и заставив соперничать между собой и стремиться превзойти всех на поле битвы. Подобно величавым полкам или самим римским легионам, не придерживались никаких прежних правил, которые, вероятно, существовали у племен или были общепринятыми. Бойцы оставались верными лишь своему отряду и командиру. Далеко впереди, на левом фланге, Аладару подчинялась не жалкая маленькая кучка, а более трех сотен свирепых всадников. Это были наиболее молодые и нетерпеливые воины с самыми быстроногими лошадьми. Бока животных подергивались и сжимались, а в груди бились могучие сердца, с шумом втягивали воздух конские легкие. Воины Аладара считались самыми лучшими из всех, и они знали это. На концах их копий были привязаны черные знамена, а вокруг предплечий виднелись темно-красные повязки.

Три брата, Юхи, Бела и Ноян, командовали отрядами из восьми сотен человек в центре, оседлавших более крупных лошадей и умевших хорошо обращаться с пиками. Цаба со своими тремя сотнями проворных воинов занял правый фланг, где оставалось больше места между колонной и первыми низкими горными холмами на юге. Позади выстроились группы Чаната, Гьюху и Кандака, приготовившие луки и натянувшие тетивы.

Аттила ехал верхом впереди всей армии. Чуть поодаль, справа, следовал Орест, а слева — Рваное Нёбо.

Каган велел гуннам не двигаться и сохранять спокойствие, когда основные шеренги китайской кавалерии зашевелились и направились к ним. Всадники мчались все быстрее по замерзшей траве, и красные знамена постепенно приобретали более четкую форму и развевались на ветру. Караульные гунны позже всегда вспоминали тот момент, как одно из самых прекрасных и самых ужасных мгновений. Ни кутригуры, ни черные гунны прежде не сталкивались с такой огромной хорошо обученной армией на открытой местности. Аттила же лишь улыбнулся солнцу, словно вся подготовка и муштра, группировка и перегруппировка являлись лишь приготовлением к сегодняшнему дню, который наконец-то наступил.

Для тех, кто мечтает завоевать империю и любит войну, нет зрелища более приятного в лучах солнечного света, чем шеренги сидящих верхом воинов, знамена, привязанные к древкам копий и развевающиеся на ветру, серебристый зимний отблеск от бронзовых шлемов, дамасских ножен и доспехов, грызущие удила и трясущие головами лошади с разлетающейся во все стороны гривой. Бессмертен культ войны, которому преданы мужчины, ищущие подвигов, с тех пор, как они впервые пристально посмотрели на мир и поняли, что жизнь — бесполезна. Лишь смерть может прославить ее, а война — высший ритуал Смерти, самого древнего и великого бога.

Аттила, будучи полностью уверен в себе, поднял руку и быстро опустил ее. Так каган руководил всей битвой. Создавалось впечатление, будто гунны выступили против орды дерзких мальчуганов, а не против пятитысячной мощной колонны Северной Вэй. Стрелы летели точно в цель, попадая и неся мгновенную смерть воинам, стоявшим тесными рядами. Их кольчуги оказывались просто лишним весом, не способным защитить от того града. Китайцы шатались и падали. Снег смягчал падение, как и приглушал крики, и ржание лошадей. Вся битва, длящаяся совсем недолго, прошла почти что в молчании — жуткое и таинственное противостояние на безлюдной припорошенной равнине, окруженной белыми наблюдающими горами. Красные знамена задрожали, заколебались и упали вниз. Они так и остались лежать распростертыми и недвижимыми на белом снегу. Железные наконечники стрел пробивали доспехи и дробили кости, брызги крови виднелись повсюду, похожие на красные ягоды брионии, появившиеся после массового убийства, совершенного в середине зимы.

Когда китайцы стали вести себя менее активно, начали толпиться и пытаться удержать порядок, центральное звено армии Аттилы сделало странную вещь. Оно исчезло. Китайские воины, облаченные в доспехи, теперь ринулись вперед, охваченные жаждой мщения. Они изо всех сил гнали лошадей и обнаруживали, что шеренг варварских племен, против которых они неслись, больше на том месте не существовало. Но вражеские стрелы продолжали лететь неизвестно откуда. Центральное звено армии Аттилы повернулось и, как казалось, обратилось в бегство. Но, удаляясь столь же быстро, как мчащиеся позади китайцы, оно продолжало поражать огромные шеренги приближавшихся врагов. Траектория полета стрел была четко рассчитана, и они попадали точно в цель, подобно стаям черных ястребов, устремившихся на свою жертву. Китайцы пытались отвечать тем же, преследуя отступавших гуннов, но почти никогда не настигали цели. Это было похоже на гонку за привидением, но привидением, стреляющим из своего оружия.

Тем временем Аттила приказал флангам отделиться от основной армии — еще одно вопиющее отступление от китайской книги правил ведения войны, которое сбило врагов с толку. Войско, превосходящее численностью, находящееся на открытой местности и перешедшее в наступление, должно держаться вместе и придерживаться определенного порядка. В сплоченности — единственная надежда. Но только не сейчас, с этой эфемерной армией со смертоносными стрелами. Фланги, которыми командовали Аладар и Цаба, выдвинулись вперед, подобно рогам буйвола, Аладар — слева, а Цаба — справа. Они завывали боевые кличи, пробираясь по засыпанной снегом траве и стремительно образовывая полукруг, переходя в легкий галоп за уязвимыми флангами противника, а затем несясь во весь опор, вклиниваясь сзади, словно коса, в незащищенные позиции противника.

До самого начала атаки Аттила велел отступающим лучникам продолжать обстреливать израненных китайцев. Только когда на расстоянии ста, потом и пятидесяти ярдов, показались Аладар и Цаба, он, наконец дал сигнал прекратить этот смертоносный ливень. И ни один из мчащихся гуннов не был ранен. Воины Аладара и Цабы вклинились во фланги войск Северной Вэй, мечи засверкали, кромсая тела и скидывая их в могильный курган.

Аттила громко приказал центральному звену своей армии остановиться, повернуться и не двигаться дальше. Восемьсот гуннов, подчинявшихся Юхи, Беле и Нояну, крепкая сердцевина маленького войска, почувствовали крайнее разочарование, как и от нетерпения грызущие удила лошади, рвущиеся в атаку. Но больше им было нечего делать. Шестьсот человек, разделившиеся на два поражающих фланга, справлялись и без посторонней помощи. Остальным больше ничего не оставалось, как смотреть на это. Даже Рваное Нёбо, казалось, не верил своим глазам. Он смеялся. Именно это гунны, хорошо обученные и несущие смерть, могли делать лучше всего. Кажется, даже слишком просто.