Собор. Роман о петербургском зодчем - Ирина Измайлова

Ночью прошел дождь, и архитектор, к своему негодованию, увидел, что кучи только что привезенного свежего песка, ссыпанного возле длинного полуоткрытого барака, в котором шло приготовление цемента, намокли и стали расползаться, и башмаки рабочих кое-где уже втоптали в жирную черную грязь сероватые пятна этого песка.

Монферран на ходу поймал за руку проходившего мимо и поспешно поклонившегося ему смотрителя работ Савина.

– Я кому велел накрыть песок брезентом? – зло спросил Огюст.

– Так нету брезента, ваша милость, – пожимая плечами, ответил Савин. – Лежал тут, в сарае, с уголочка, так вчера его унесли.

– Кто унес и для чего?

– А бес его знает! – В глазах мастера вдруг загорелся какой-то колючий огонек, и он усмехнулся. – Итальянец приказал забрать. Какие-то там обломки у него получились, так чтоб их вывезти, ему их в брезент завернуть понадобилось. Я ему сказал: «Для чего гранит в брезент заворачивать? Чай не песок». А он мне: «Не твое, дурак, дело!» А я не дурак. Я понимаю: под брезентом-то чего хошь вывезешь!

Огюст так и вспыхнул. Он понял намек мастера, и его окатило горячей волной бессильной ярости. Карлони! Вот оно что… Среди бела дня! И сразу после ревизии… А рабочие видят и еще злорадствуют, что архитектор ничего не может поделать…

Он отправился искать каменных дел мастера, но вначале встретил Алексея. Слуга, поджидая его, крутился возле шлифовален, где в этот день как раз началась обработка одной из привезенных буксиром гранитных колонн. Алеша сидел на штабеле свежих белых досок и, повернув голову так, что виден был его ясный, хотя и немного неправильный профиль, смотрел, как десятки людей, вскарабкавшись на козлы и подставки, корпят над телом круглого недвижимого чудища, похожего на спящего красного дракона из какой-нибудь китайской сказки.

– Ты чего здесь? – спросил его Огюст. – Тебя не берешь, так ты сам являешься. Чего надо?

– Элиза Эмильевна меня послала, – ответил Алексей. – Спрашивает, не поедете ли вы с ней сегодня в Петергоф? Вы вроде рано освободиться собирались.

– Какой еще Петергоф? – пожал плечами архитектор. – На ночь глядя? Хорошо, ты скажи, я еще не знаю… Может, и уйду раньше.

В это время из-за угла шлифовальни показался Джованни Карлони.

Едва взглянув на его физиономию, суховатую, с быстрыми и нахальными черными глазками, Монферран пришел в бешенство. Он широким шагом пошел навстречу итальянцу, и когда тот остановился и на скверном французском пробормотал: «Доброе утро, мсье!» – желая поскорее обойти начальника, Огюст преградил ему дорогу.

– Доброе утро, Карлони. Чем вы заняты, позвольте вас спросить?

– Ничем, мсье, – ответил каменных дел мастер.

– То есть как это ничем? – Голос архитектора дрогнул, выдавая ярость. – Вам что, делать нечего? Я вам два дня назад велел приготовить партию блоков для закладки в западный котлован. Ну и что там?

– Там место еще не выровняли, – пожал плечами Карлони. – Некуда класть блоки. А надобно их положить к самому котловану, не то потом опускать трудно будет.

– А кто выравнивать место должен, а? – уже совсем резко спросил Монферран. – Дать распоряжение землекопам должны были вы. Или у вас там что-то не в порядке?

Карлони еле заметно переменился в лице, взгляд его забегал, он смущенно поглядел себе под ноги, но тут же оправился.

– Что может быть не в порядке, сударь? – спросил он по-русски, ибо русский язык знал отлично, куда лучше французского, и говорить предпочитал на нем. – Все там в порядке. Но земляные работы не мое дело. Сами распоряжайтесь.

– Что?! – взвился Огюст, потеряв всякое равновесие. – Не ваше дело?! А воровать гранит со строительства дело ваше, с-сударь мой?!

Позади них топтались привлеченные шумом люди. Подошли несколько рабочих, два-три мастера, среди них был и Савин, которого, похоже, весьма радовала спровоцированная им стычка. Он одинаково терпеть не мог и Карлони, и Монферрана.

Каменных дел мастер съежился, сразу сделавшись совсем маленьким, ибо он и так был невелик ростом, да еще и изрядно худощав. Его лицо побледнело, но одновременно приняло какое-то крысиное выражение, он только что не оскалил зубы.

– Вы… не можете предъявлять мне обвинений! – кривясь и дергаясь, пробормотал он. – Вы… и никто… никто не мог такого видеть! Как вы смеете?

– Я как смею?! – вскричал архитектор. – Ах вы… А кто унес брезент, для того чтобы им прикрыть на телегах ворованное, а? Я ведь все равно узнаю, сколько вы украли и кому продали, учтите! Хватит вашего воровства! А работу извольте сегодня сделать, не то я не потерплю вас у меня на строительстве! Ясно вам?

Он повернулся и пошел прочь, чтобы не давать больше воли своей ярости. За ним кинулся Алексей.

Когда они отошли на десяток шагов, каменных дел мастер поднял покрывшееся потом лицо к столпившимся в сторонке злорадно улыбавшимся рабочим и прошептал:

– «У меня на строительстве»! Ишь ты! Проворовался, а на других валит! Да еще, может быть, и тебя самого здесь скоро не будет!

Но Карлони совершенно упустил из виду, что начальник строительства великолепно слышит…

В два прыжка Монферран вернулся назад и вновь встал против Карлони. Задыхаясь, глотая слова, он крикнул:

– По-вто-ри-те, что вы сказали?!

Бешенство, написанное на его лице, привело мастера в ужас. Он и так-то был до предела напуган.

– Я… Я ничего не говорил! – выдохнул итальянец. – Вам послышалось.

Эта ложь была последней каплей. Кровь ударила в голову Монферрану, и он уже не закричал, а взревел:

– Мер-р-р-завец!!!

Трость в его руке взлетела словно сама собою. Карлони не успел заслониться и с пронзительным криком упал, сбитый с ног сокрушительным и точным ударом.

Останься он лежать, Монферран, наверное, не ударил бы его во второй раз, но итальянец, визжа, тут же вскочил, собираясь бежать, и тогда трость вновь обрушилась на него, хлестнула по плечам, потом по голове.

– Помогите! – завопил Карлони. – Спасите! Он убьет меня!

– Август Августович! Постойте! Господь с вами!

Алексей, очнувшись от мгновенного оцепенения, кинулся к Огюсту и, рискуя угодить под трость, схватил его за руки.

– Поди прочь! – Огюст рванулся, но ничего не мог поделать против богатырской Алешиной силы. – Прочь, я сказал! Как ты смеешь?! Пусти!

Воспользовавшись мгновением, Карлони, растрепанный, с окровавленным лицом, кинулся было бежать, но споткнулся и растянулся плашмя, прямо посреди одной из бесчисленных луж.

Монферран отшвырнул наконец от себя Алексея и встал над итальянцем, стискивая трость, содрогаясь от омерзения, презирая в это мгновение и Карлони, и самого себя, и себя, кажется, больше…