Собор. Роман о петербургском зодчем - Ирина Измайлова

– Нет, мсье… Невозможно было… Прошел дождь, груды земли слиплись… Люди не могут справиться.

– А когда будет расчищено? – спросил Монферран.

– Завтра утром. К вечеру начнется обработка блоков…

Мастер втянул голову в плечи, будто вновь ожидал удара. Находившиеся в конторе люди перестали дышать.

– Хорошо, – произнес спокойно архитектор. – Спасибо.

В измученных глазах итальянца промелькнуло облегчение.

– Мне можно идти? – спросил он.

– Нет, постойте.

Огюст что есть силы вздохнул, чувствуя, как противный липкий комок застревает в горле. Но он сделал над собой усилие и необычайно звонким, почти ломающимся голосом произнес:

– Выслушайте меня, сударь. Вчера я нанес вам публичное оскорбление, за которое теперь прошу у вас извинения. Я сознаю, сколь отвратительным было мое поведение. Если можете, простите меня.

– Мсье! – вскрикнул пораженный Карлони.

Он побледнел, его глаза расширились, и Огюст вдруг заметил, что каменных дел мастер совсем молод, наверное, ровесник ему.

– Погодите! – Монферран не дал мастеру сказать больше ни слова и продолжал: – Если работать со мною вы больше не захотите, я дам вам рекомендацию на другое строительство. Но вы сейчас здесь очень нужны, время нелегкое, и потерять такого опытного мастера для меня ужасно. Согласны вы принять мои извинения и остаться?

– Боже мой, ваша милость! – вскрикнул мастер. – Да что вы?!..

– Да? – спросил Огюст, протягивая ему руку.

– Да, да, конечно! – Карлони схватил его руку и сжал в горячей потной ладони. – Ах, сударь!

– Ну спасибо вам!

Повернувшись, Огюст дошел до дверей, но с порога обернулся и сказал с насмешливой улыбкой:

– А вас, господа, оставляю обсуждать происшедшее.

Он вышел. Внутри у него все горело. Досада, облегчение, стыд, недоумение от того, что он сейчас сделал, самые несовместимые чувства одолевали его. Ему хотелось дойти до Невы, глотнуть ветра.

С северной стороны строительная площадка была окутана темным терпким дымом – это густо дымились смоловарни. Монферран подумал, что надо распорядиться отнести их подальше от рабочих бараков: ветры с Невы усилились и заносили дым прямо в двери и в узкие окна.

Почти у самой пристани архитектора догнали шуршащие, торопливые шаги. Робкий голос окликнул сзади:

– Сударь! Мсье Монферран!

Архитектор обернулся. За его спиной стоял Карлони. Лицо мастера, еще недавно бледное, было покрыто алыми пятнами.

– В чем дело? – спросил Огюст. – Что случилось?

Мастер перевел дыхание, потому что бежал во весь дух, и затем выпалил с решимостью самоубийцы:

– Сударь, я хочу, чтоб вы знали: я действительно украл гранит.

– Я это знаю, – спокойно сказал Монферран.

– Сударь! – Голос Карлони задрожал, в нем вдруг послышались слезы. – Даю вам честное слово: это было один только раз… И я… Мне пришлось! Клянусь вам! Я… У меня…

– Я знаю, что у вас несчастье, Карлони, – прервал его Огюст и, подойдя, осторожно взял его за локоть. – Вчера я не знал, но мне потом сказали. Ничего, не мучайтесь из-за этого гранита. У нас тут больше наворовали. Но только откровенность за откровенность: я тоже не воровал. Ни разу. Вы зря обвинили меня.

Каменных дел мастер опустил голову:

– Простите! Я… Я от отчаяния вам все это наговорил. Умирает самое дорогое мне существо! Моя Сабина! Все кончено…

– Не говорите так! – с искренним волнением воскликнул архитектор. – Нельзя так говорить, пока человек жив. Я тоже умирал, и вот ведь говорю с вами. Вам надо в Италию отправить жену, да?

– Надо! – Карлони с отчаянием посмотрел на серое, в этот день очень низко повисшее над землей небо. – Здесь она погибнет. Но денег не хватает. Продали все, что можно. Дочка служить пошла, долгов я наделал столько, что не расплатиться и за пять лет. А все на лечение ушло… На поездку в Италию надо около тысячи. Если б еще удалось продать домик…

– Какой домик? – живо осведомился Монферран.

– Дачный. Под Гатчиной. Когда родилась дочка, я купил… Не думали ведь, что здешний климат окажется для жены так опасен. Ну да что там, нынче осень, дома не продать, да его и весной никто не купит. Нелепость кривобокая… Ничего за него не дадут!

Огюст вскинул брови, припоминая:

– Гатчина… Гатчина. Где это? А да, знаю! Там хорошие места, болот мало. А сколько бы вы хотели за ваш домик?

Карлони в изумлении уставился на архитектора. У него опять разлилась по всему лицу алая краска.

– Август Августович, – он впервые назвал начальника по имени-отчеству, – Август Августович, неужели вы купить хотите?

– Хочу, – спокойно подтвердил Огюст. – А что? Я тоже хочу иметь дачу. Все архитекторы имеют. На собственный дом мне, быть может, никогда не накопить денег, так хоть дача будет. Ну так сколько? Восьмисот рублей хватит?

Карлони заколебался:

– Да, честно сказать, грош ему цена…

– Да? – Огюст с азартом сощурился и подмигнул мастеру. – А вот посмотрите, что я из него через годик-другой сделаю! Еще и не узнаете его! Покупаю! Даю восемьсот, и больше у меня сейчас нет. Согласны? Загородные дома сейчас подорожали.

И, увидев, с каким сомнением мастер смотрит на пачку кредитных билетов, Огюст почти сердито добавил:

– Если откажетесь, я не поверю, что вы простили меня. Ну, нечего так смотреть, берите!

– Да благословит вас Мадонна, сударь! – проговорил каменных дел мастер и, стремительно повернувшись, кинулся прочь.

– Вот тебе и карета! Покатался! – прошептал архитектор.

Сзади опять послышались шаги, и знакомый голос проговорил:

– Это, выходит, кто ж теперь хвилантроп-то?

Посреди причала, ухмыляясь и нахально притоптывая ногою в новом толстоносом башмаке, стоял Алексей.

– Подслушиваешь? – устало спросил Монферран.

– Не-а. – Алексей любовно поглядел на свой башмак и затем весело глянул в лицо хозяину. – Случайно услыхал. Я пришел напомнить, что ваша милость не завтракали, да сказать, что я в вашем Дидро еще две страницы одолел.

– Вот как? Ты делаешь успехи. – И Огюст перешел на французский. – Не можешь ли в таком случае сегодня говорить со мною только по-французски?

– Могем! – отозвался Алеша, но тут же действительно заговорил на довольно правильном французском: – Мне еще вам надо сказать, мсье: только что… м-м-м… как это будет – «смотритель работ»?

Огюст сказал, и парень закончил:

– Он просил передать, что там привезли вам собаку.

Монферран опешил от такого сообщения.