Шанс для динозавра - Александр Громов

– Вам понятно, спрашиваю?

– Прошу прощения, ваша светлость… но как же мой корабль вернется в город? Он ведь не гребная барка, а ветер который день…

– Это уже не ваш корабль, – отрезал Барини. – Это мой корабль. Я покупаю его у вас. Аванс можете получить у казначея, а окончательный расчет – после снятия осады. После боя сожгите корабль и попытайтесь пробраться в город. Впрочем, я не буду гневаться, если до снятия осады вы укроетесь в каком-нибудь безопасном месте по вашему выбору.

Буссор судорожно открывал и закрывал рот, как вытащенная на берег рыба. Он еще не решил, как быть, но Барини был уверен: он решит. Еще до боя. Буссор нипочем не сожжет и не бросит свое единственное сокровище – он попытается провести его мелководным по осенней поре Халем в Амай, затем, если помогут небеса, преодолеть амайские теснины и как-нибудь добраться до устья, где и зазимовать. В болотистой дельте Амая, формально относящейся к владениям юдонского маркгафа, и рыбака-то нечасто встретишь, не то что имперского солдата.

Шансов у Буссора – один на тысячу. Но он будет драться за свою однотысячную с упорством фанатика – и пусть. Сразу после битвы будет пущен слух, будто унганский князь вывез из города на корабле своего наследника, княжича Атти. Пусть конные имперские отряды преследуют Буссорову посудину как можно дольше. Попытаются взять – Буссор ответит пальбой, защищая цель своей жизни и не зная, что на самом деле участвует в отвлекающей операции. Тем временем княжича следует тайно переправить в действительно надежное место…

Но где оно?!

Его еще придется найти. До недавнего времени казалось, что лучшее место – убежище монахов из монастыря Водяной Лилии, под крылышком у Сумгавы. Монастырь, понятное дело, опять сожжен, но монахи с настоятелем и всем движимым имуществом успели перебраться в тайное убежище. Мало кто знал о нем. Сам Барини побывал там лишь раз много лет назад. Старый пещерный город в восточных горах… хорошее место. Не подступишься с войском и даже бомбарды не развернешь в том ущелье. Можно сидеть хоть год, хоть два, если есть пища.

Но как теперь верить Сумгаве, если предал Морис? Кто для Сумгавы больший авторитет – Барини или Гама?

Глупый вопрос. Гама, конечно. Святой отшельник Гама! Интересы религии для Сумгавы неизмеримо выше интересов княжества. Не зря когда-то вспомнился Фома Кентерберийский – все-таки надо было ставить во главе новой церкви другого человека!

И сделать новую церковь столь же зависимой от светской власти, как Всеблагая? Стоило трудиться!..

Шассуга на дыбе сознался во всем. Барини собственноручно записал его показания, а горца велел отвести в хорошую камеру и лечить. Когда начнутся разборки с Морисом, свидетель не помешает. Сволочью оказался старый друг Морис, и такой же сволочью старый друг Отто. Предали и подставили. Могли бы сразу отказать в презренном металле – куда честнее было бы!

Сумгава давно уже не присылал своих людей, да оно, пожалуй, было и к лучшему. Дураку было понятно, что на великолепную шпионскую сеть, раскинутую настоятелем монастыря Водяной Лилии, рассчитывать уже не приходится. Оставалось сожаление: понять бы это год назад!

Но собственная тайная стража работала, и с ее помощью Барини преуспел в усугублении розни между имперцами и марайским воинством. Неделю назад он предпринял вылазку против марайцев. Накануне начальник тайной стражи устроил побег одному пленному капралу регулярных имперских частей – тот передал подслушанное: якобы атака марайских позиций будет чисто отвлекающей, а настоящий удар Барини нанесет в тыл имперцам, когда они придут марайцам на помощь. В результате полки Губугуна простояли перед Овечьими воротами в полной боевой готовности, в то время как Гухар с трудом сдерживал натиск унганцев. Затем Барини распорядился освободить марайских пленников, а имперских не освободил. Почему, спрашивается? Не в сговоре ли он с Гухаром, не ломает ли Гухар комедию? С освобожденными пленными пошла щедрая дезинформация. Перехватывались подметные письма. В отношениях между маршалом и герцогом, и прежде не слишком теплых, начал похрустывать ледок. Барини знал, что говорил, заявляя, что Гухар не вмешается, если осажденные атакуют имперцев. На его месте Барини сам поступил бы так же.

О, это сладкое слово – независимость! Ради нее позволительно предавать и двурушничать. Расклад прост: Гухар спит и видит, как бы отделиться от Империи. Этого не произойдет, если Губугун сокрушит последний оплот унганского сопротивления. Но это может случиться, если имперская армия уйдет ни с чем от стен Марбакау, а Барини – куда ему деваться! – договорится с Гухаром о союзе, теперь как равный с равным. Если Барини удалось отколоть от Империи Унган, то почему Гухар не может сделать то же самое с герцогством Марайским? Эту перспективу видит Барини, ее наверняка видит и Губугун. Слепым надо быть, чтобы не видеть.

Потому-то оборона города может иметь успех. Но только активная оборона! События надо торопить, иначе они наступят слишком поздно.

* * *

В рукописном «Сборнике древних историй и легенд для полезного и поучительного чтения», изданном в Ар-Магоре лет сорок назад и обнаруженном в библиотеке унганских маркграфов, Барини некогда вычитал легенду по меньшей мере тысячелетней давности. Однажды посол царства мемеков, услыхав на торжественном дворцовом приеме голос царицы курхов, вопросил с удивлением:

– Разве мужчины курхов позволяют женщинам говорить в своем присутствии, когда их не спрашивают?

– А ваши мужчины разве нет? – нахмурившись, спросил царь курхов в разом наступившей тишине.

– Конечно, нет! – гордо заявил посол мемеков. – Женщинам пристало молчать, когда говорят мужчины. Потому-то мемеки столь сильны, что свято чтут этот обычай!

Рассмеялся на это царь курхов, и всякий имеющий уши слышал издевку в царском смехе.

– Возможно, мемеки и сильны, – молвил царь, отсмеявшись, – но курхи сильнее мемеков. Они сильны настолько, что не боятся разрешать своим женщинам говорить, что им вздумается и когда вздумается…

Барини и в прежние времена не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы приглашать Лави на совет, а сейчас и подавно. Работа с двойным агентом – всегда риск. Двойному агенту не следует знать слишком много. А уж план завтрашней атаки Барини намеревался держать в секрете как можно дольше.

Хотя бы до поздней ночи. Потом враг уже ничего не успеет изменить. Караулы удвоены, и перебежчиков к неприятелю сегодня, можно надеяться, не будет, но есть еще почтовые нетопыри, и есть затон, порт и река – не препятствие для хорошего пловца.

Несомненно, Лави что-то чувствовала. Или знала.

– Тебя убьют, – заявила она минувшей ночью после любовных утех, отодвинувшись от господина и внимательно разглядывая его, будто хотела проникнуть в его суть глубже, чем ей было дано. Черные распущенные волосы лились на подушку белоcнежного унганского шелка, а в глазах плясал огонек свечи.

– Я смертен, – зевнул утомленный Барини. – Это не новость.