Человек, который съел "Боинг-747" - Бен Шервуд

— Я, случайно, Джей-Джея инвалидом не сделал? — поинтересовался он у гостьи.

— Нет. Нос ты ему, конечно, хорошо расквасил, но жить он точно будет. Кстати, он сегодня уехал: начальство отправляет его в командировку куда-то далеко. Точно даже не помню, в какую страну.

— Не могу сказать, что очень расстроен его отъездом.

— Слушай, не хочу я о нем говорить, — заявила Вилла, но, сама не понимая как, вновь завела разговор о заезжем госте. Она рассказала Уолли, как тот впервые пришел к ней в редакцию. — Ты представляешь себе, я приняла его за очередного торгового агента. Думала, он приехал в наш город, чтобы продавать какую-то ерунду.

Уолли кивнул:

— Вот видишь, первое впечатление никогда не обманывает. Ты оказалась абсолютно права.

— Да, в некотором роде, но…

Она сама не заметила, как стала рассказывать Уолли, почему все так получилось, как этот чужой человек сумел найти ключ к ее сердцу.

— Ты представляешь, дело дошло до того, что мы с ним заехали на поле Райти и стали швырять друг в друга куриные яйца. Нам, видите ли, захотелось побить мировой рекорд. Ничего из этого, конечно, не вышло, только перемазались с ног до головы. И знаешь, самое странное заключается в том, что эта мысль пришла в голову не ему, а мне.

Затем Блейк решил, видите ли, слетать в Канзас на своем змее, и Джей-Джей фактически спас его. Этот сорванец говорил, что прыгнет с башни, как только к нему сунется кто-то из полицейских или других жителей города. А против Джей-Джея он ничего не имел, и тому удалось уговорить мальчишку отстегнуть змея и спуститься обратно по лестнице.

— Слава богу, хоть на что-то полезное он оказался способен, — прокомментировал Уолли.

Вилла смотрела куда-то в пространство. Перед ее глазами вновь засверкали молнии, а затем затеплился огонек свечи в крохотной спальне трейлера. «Боже мой, — подумала она, — всего сутки назад я была уверена в том, что встретила настоящую любовь…»

Уолли прокашлялся. Вилла смотрела на него и вдруг заметила, насколько напряжено его лицо. От этих разговоров о Джей-Джее ему было явно не по себе. Вилла, естественно, не хотела обидеть его, но, судя по всему, в этот вечер она была способна говорить только о своих чувствах и о несостоявшемся романе с парнем из Книги рекордов. Она потянулась к Уолли и взяла его за руку:

— Если честно, я всегда знала, что ты для меня готов на все. И я тайно гордилась тем, что даже самолет ты стал есть из-за меня. Честное слово. Это какое-то особое чувство. Может быть, так проявляется мой эгоизм, но всякий раз, когда я слышала, как работает твоя дробильная машина, мне становилось приятно: я в очередной раз убеждалась в том, что я тебе не безразлична. — В ее глазах стояли слезы. — Нельзя было позволять тебе делать это. Давно нужно было прекратить эти глупости. Вот еще придумал: «боинг» он, видите ли, есть будет.

— Но я же люблю тебя.

Вилла придвинулась к нему ближе.

— Если ты действительно любишь меня, то не валяй дурака, — твердо сказала она. — На меня это не подействует. Ты же прекрасно знаешь, что я тебя не люблю… ну, по крайней мере, не люблю так, как ты меня любишь.

— Давай сделаем вид, что ты все-таки дала мне шанс.

— Нет, Уолли, давай не будем друг друга обманывать. Даже строительство Тадж-Махала должно быть оправдано. Лучше всего — взаимной любовью.

— Какого еще Тадж-Махала? — сбитый с толку, переспросил Уолли.

— То, что ты сделал ради меня, потрясает до глубины души. Но это неправильно. Это никому не нужно. Толку от этого никому не будет. Понимаешь ты или нет?

Вилла сама не заметила, как положила ладонь на руку Уолли, и не сразу обратила внимание на то, как часто бьется на этой руке жилка.

— Прости, — сказала она.

— Да все в порядке, — ответил Уолли. — И ты меня прости. — Голос его неожиданно дрогнул.

Вилла обхватила его плечи руками и крепко обняла его. Она почувствовала всю его силу. Неожиданно тело великана вздрогнуло, и, подняв руки, он в свою очередь прижал Виллу к груди. Прижал так крепко, словно хотел никогда не отпускать ее от себя.

Шел третий час ночи. Часы на дисплее видеомагнитофона безжалостно отсчитывали минуты. Уолли неподвижно сидел на диване. После долгого разговора Вилла хотела уехать, но так устала, что вряд ли смогла бы нормально вести машину. Она задремала прямо у него в объятиях. Так они и сидели вдвоем, прижавшись друг к другу. Арф ждал под дверью. Ему уже давно пора было прогуляться, но Уолли сидел неподвижно, чтобы ни в коем случае не потревожить сон Виллы.

Сколько лет он мечтал об этом! И вот свершилось: Вилла спит у него на плече, в его доме. Сам он в эти минуты прокручивал в памяти всю свою жизнь, как реальную, так и воображаемую. Уолли пытался осмыслить все, что сказала ему сегодня Вилла, пытался разобраться в том, что он сделал неправильно.

Нет, насчет нее он не ошибся. Она оказалась именно такой, какой он и представлял ее себе с того самого дня, когда она спрыгнула с подножки отцовского пикапа, приехав к нему на день рождения в голубом бальном платье. Она никогда не обманывала его, и Уолли знал, что она его не любит. В то же время он надеялся, что если она узнает его получше, то все изменится. Он думал, что нужно только доказать силу и глубину своего чувства, чтобы искорка любви начала тлеть в ее душе. Ну а там все пошло бы само собой. День за днем Уолли доказывал бы ей свою любовь, а она все полнее бы осознавала, что он готов для нее на все.

И вот он узнал правду: сердце его возлюбленной отдано другому.

Немного подумав, Уолли решил, что Вилла, наверное, не будет против, если он прикоснется к ее волосам. Он стал аккуратно гладить ладонью ее локоны. Уолли почувствовал, что по его щекам текут слезы. Он поспешил вытереть их, чтобы упавшая горячая и соленая капля ненароком не разбудила Виллу. Ему было невыносимо грустно. Вот она — у него дома, на его диване, спит у него на плече — мечта, можно сказать, сбылась. И все же эта женщина никогда не будет принадлежать ему.

Он не плакал уже много лет — с того самого дня, когда на его день рождения, в городской парк, не пришел никто из одноклассников. В тот день Уолли исполнилось десять лет. Тогда именно появление Виллы прервало его плач, остановило слезы. Теперь круг замкнулся. Каким-то непостижимым образом именно из-за нее он заплакал вновь.

Впереди, прямо по курсу, над водами Эгейского моря возвышался остров Фолегандрос. Со времен легендарной Трои эта изъеденная ветрами и волнами скала была местом, куда изгоняли и ссылали отверженных. В лицо летели соленые брызги, над головой кружились чайки. Мрачный, не замечающий ничего вокруг, Джей-Джей стоял у борта старенького деревянного парома.

Кроме него, на палубе собралась целая толпа туристов в ярких летних нарядах. Эти люди не мешали Джей-Джею ощущать свое одиночество. Неприступный, как скала, он ни с кем не разговаривал. У него был такой вид, словно он в одиночестве подплывал к острову Тристан-да-Кунья в южной Атлантике, самому удаленному от другой суши обитаемому острову на земле.