Подземная тюрьма - Лев Пучков

— Здорово, турист! — радостно заорал Юра, хлопая меня по плечу и осматривая со всех сторон, как какую-то нарядную куклу. — Да ты совсем на человека стал похож! Гля, какой военный — хоть прям щас по ямам!

— Здорово. — Степа тоже нашел для меня пару теплых слов. — А ты, оказывается, крепыш. С таким бугаем вчера тягался — и положил. Не ожидал!

— Привет. — Инженер поздоровался со мной так, словно мы знакомы сто лет и расстались буквально минуту назад — и тотчас же огорошил: — Ты зажигалку мою не видел? Прикинь, посеял где-то. Надо же, никогда со мной такого не бывало!

— Нет-нет, не видел… — Я почувствовал, что краснею, и поспешно обратился к Ольшанскому: — У меня есть подтверждение вашей гипотезы по поводу местечкового саботажа.

— Вообще-то, это не моя гипотеза. — Ольшанский лениво зевнул, достал зажигалку и принялся раскуривать потухшую трубку. — И, если разобраться, не гипотеза вовсе, а суровая действительность. Но это, в принципе, не имеет значения, так что рассказывай.

Прыгая с пятого на десятое, я принялся поспешно рассказывать о системе зональных допусков, но на первой трети повествования был остановлен: Ольшанский прекрасно знал всю «кухню» и в пространных изъяснениях по этому поводу не нуждался.

— В общем, все с вами ясно, — Ольшанский пыхнул трубкой и с аппетитом затянулся. — Уловка номер одиннадцать.

— Может, «двадцать два»? — вежливо подсказал я.

— Нет, вот это — именно одиннадцать. Одиннадцатый способ не пустить «варяга» на объект.

— А сколько их всего, таких способов? — заинтересовался Юра.

— Их немало, все вот так с ходу и не перечислишь, но самые распространенные и надежные давно подсчитаны и даже классифицированы. Вот эта «уловка 11» — пожалуй, одна из самых безопасных и легитимных.

— А что там у нас в первой тройке? — уточнил я.

— Номер два-три-четыре: «чипок», карантинная зона и «беда в соседнем подразделении», — не задумываясь ответил Ольшанский. — Дешево, сердито и надежно. Регулярно встречаются в связке.

— Это чрезвычайное-то положение — дешево и сердито? — усомнился я.

— Так точно, — кивнул Ольшанский. — Девять человеко-часов, три взрыва с интервалом в три часа, эпидемия с превышением установленного порога, равно как и эпизоотия: и все. Усиление, все объекты закрыты, никаких комиссий. Особенно приятно, хе-хе, когда все эти неприятности случаются рядом — у соседей. Тогда вообще всем резко становится не до тебя, и ты можешь спокойно продолжать заниматься своими черными делами или попросту заметать следы.

— Вы сказали: два-три-четыре, — проявил я наблюдательность. — А что у нас под номером один?

— Ликвидация, — неожиданно ответил Степа.

— Что-что?!

— Так точно: физическое устранение, подтвердил — Ольшанский. — Старое правило, работает безотказно: нет человека — нет проблемы.

Я внимательно посмотрел на Степу. Он, как обычно, был невозмутим и лениво-расслаблен. Взгляд его мне поймать не удалось: Степа рассматривал машину прокурора и в гляделки со мной играть не собирался.

— Ладно, болтать с вами, конечно, приятно, но пора и делом заняться, — сказал Ольшанский. — Итак, слушайте сюда, братья-славяне…

— А я татарин, — неожиданно признался инженер.

— Ты можешь не слушать, — милостиво разрешил Ольшанский. — У нас по средам скидка для татар.

— Да нет, я просто так сказал, — смутился инженер.

— Я тоже просто так, — кивнул Ольшанский. — Никаких скидок не будет, если что, всем достанется по первое число, так что слушайте внимательно… Был я в трех ведомствах, что входят в комиссию, общался со всеми. Ничего хорошего, разумеется, на месте происшествия они не нашли. Специалисты всех трех ведомств лазили вот в этот паршивый дренаж — кстати, колодец за углом…

Тут Ольшанский ткнул трубкой мимо КПП, показывая, за каким именно углом колодец.

— …и все разом пришли к очень удобному для всех выводу: колодец на ничейной территории, не запирается, так что залезть туда мог кто угодно. В дренаже, разумеется, ничего интересного тоже не нашли. Кроме, разве что, дерьма — но оно, сами понимаете, совсем неинтересное. А зря…

— Почему зря? — чутко отреагировал я.

— Ну так это же очевидно. Ты сказал, что ранее посторонних запахов не было, а в момент происшествия — буквально воняло. Между тем специалисты всех трех ведомств честно отметили: судя по ряду признаков, лаз в дренаж был оборудован давно и пользовались им регулярно.

— Значит, где-то произошла протечка, причем совсем недавно, — гордо вставил я.

— И это тоже очевидно, так что не стоило даже и говорить об этом, — продолжал Ольшанский. — По «ниндзям» этим информация есть, но она совершенно ничего не дает. Оба уволены три года назад, причем не как обычно: вчера нарисовались — сегодня уволили позавчерашним числом, а реально уволены три года назад по вполне объективным причинам. Так что к службам вроде бы никакого отношения не имеют. Вроде бы…

— То есть нам просто нет смысла лезть туда, — проявил я смекалку. — Правильно я понял?

— Саша, ты заметил — ты самый молодой, а вопросов задаешь больше всех? — Ольшанский прищурился и хамски пустил мне в лицо струю дыма.

— Просто он у нас самый дотошный, — неожиданно заступился за меня Степа. — В смысле, пытается до всего дойти своим умом и вникнуть во все детали.

— Ну что ж, на этапе подготовки это, в общем-то, неплохо, — кивнул Ольшанский. — Но на будущее… Смотри, Саша, процесс познания сплошь и рядом бывает чреват самыми непредсказуемыми последствиями.

— Почему?

— Потому что есть вещи, в которые вникать надо очень осторожно и с оглядкой, А есть вещи, в которые вникать не стоит вообще. Ни при каких обстоятельствах. Потому что это смертельно опасно. Ты понял, Саша?

— Да, я понял. То есть мы полезем?

— Обязательно.

— И что конкретно мы будем там искать?

— Все, что не нашли специалисты из трех ведомств. Вернее, что не захотели найти. В общем, все, во что они дружно не захотели вникать.

— А если там не будет этого самого — что они не нашли? — задал резонный вопрос Юра.

— Очень может быть, что так и случится. Но когда вы все досконально обследуете и ничего не найдете, я буду знать наверняка, что там ничего нет, а не строить догадки на основе разнообразной «дезы», полученной от саботажников.

— Так вот, значит, для чего-нужен свой персональный «инструмент», — глубокомысленно заключил я. — Поковыряться там, где местные «садовники» по ряду причин ковыряться не желают?

— Ага! Вижу, Семен уже успел вас отравить своей «садовой теорией». — Ольшанский задорно хмыкнул. — А вы в курсе, что именно эта теория и привела к формированию вашей самоубийственной службы?