Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I - Питер Акройд

Мятежники в Маусхолд-Хит объявили себя «друзьями и помощниками короля», еще раз подчеркивая свою роль приверженцев традиционной монархии, и даже внесли некую видимость порядка в свои нестройные ряды. От каждой сотни выбрали по одному делегату, а Роберт Кет распорядился, чтобы правосудие отправлялось под могучим дубом, который стал известен как Древо Реформации. Некоторых дворян и землевладельцев заставили пройтись под этим дубом, а затем, обвинив в грабеже бедняков, оставили в лагере в качестве пленных.

В других районах Суффолка и за его пределами мятежники разбивали местные лагеря, создавая таким образом целую сеть по всей Восточной Англии. В Йоркшире собралось около трех тысяч человек, провозглашавших, что «в Англии не должно быть короля, а всю знать и дворян нужно уничтожить». Эти призывы звучали куда более радикально по сравнению с требованиями Роберта Кета и его людей; однако теперь все они без исключения были объявлены виновниками беспорядков.

31 июля маркиз Нортгемптон привел под стены Нориджа полторы тысячи солдат в попытке перекрыть пути снабжения между городом и повстанцами. Пробираясь по узким улочкам и проходам между домами, его воины оказались практически беззащитными меж обветшалых, полуразрушенных стен. Поэтому, когда в город пришли мятежники из Маусхолд-Хит, согласно одному летописцу оглашавшие окрестности «бессвязными криками и звероподобными воплями», и стали прорубаться сквозь стены, маркиз бежал, оставив Норидж на милость повстанцев. Роберт Кет разбил вооруженный лагерь на территории собора и взял на себя командование. Теперь он и его люди, напавшие на королевскую армию и устроившие настоящую бойню, были повинны в государственной измене.

Герцог Сомерсет и члены тайного совета собирались ежедневно на протяжении целой недели, но так ничего и не решили. Сначала регент планировал сам вести армию против Роберта Кета, впрочем, затем по неясным причинам передумал. Вместо этого он послал сражаться Джона Дадли, графа Уорика, во главе шести тысяч пеших и полутора тысяч конных воинов. 23 августа на расстоянии пяти километров от Нориджа Джон Дадли бросил Роберту Кету последний, и решающий, вызов: сдаться или потерпеть неизбежное поражение от численно превосходящих сил противника. Когда королевский герольд приблизился к мятежникам с новостью об этом предложении, какой-то юнец спустил штаны и «совершил непотребство», за что был застрелен солдатами Джона Дадли.

Лагерь восставших охватило смятение, и, когда Роберт Кет предложил встретиться с Дадли, сторонники не захотели отпускать его от себя. Вслед за тем Джон Дадли обстрелял Норидж; пробив опускную решетку крепостных ворот, его солдаты принялись кружить по улицам с мечами наголо. Рыцари и дворяне целовали друг у друга лезвие меча, предварительно выхватив его из ножен, что, по словам летописца Рафаэля Холинсхеда, представляло собой «древний обычай, к которому прибегали воители в минуту смертельной опасности». Джон Дадли направился на рыночную площадь, где расположилось большинство повстанцев, и немедленно повесил сорок девять человек Роберта Кета; виселица развалилась, не выдержав такого скопления тел. Мятежники разделились на три группы и бежали, изрыгая проклятия в адрес королевской армии.

Поскольку большая часть города была в огне, а запасы — на исходе, Роберт Кет решил, что лучше перенести лагерь из Маусхолд-Хит в более защищенную местность Дассиндейл к востоку от Нориджа. Пленных дворян он прихватил с собой на случай, если они пригодятся для переговоров. На следующее утро Джон Дадли со своей армией направился в Дассиндейл, где мятежникам предложили помилование. Они отказались. После беспорядочной предварительной стычки в дело пошла артиллерия, и повстанцы дрогнули, а Джон Дадли направил своего коня в гущу мятежников; наиболее выдающиеся из них, включая Роберта Кета, бежали с поля боя. Оставшиеся начали строить баррикады из попавшихся под руку телег и повозок; им грозила практически неминуемая смерть — если не на поле боя сейчас, то на виселице впоследствии, однако Джон Дадли вновь пообещал им амнистию. Очевидно, он сам вышел к мятежникам, чтобы уверить их в своих словах: если они смирятся и сложат оружие, то будут прощены. Большинство повстанцев ухватилось за эту последнюю возможность с криками: «Боже, храни короля Эдуарда! Боже, храни короля Эдуарда!» К середине дня сражение было окончено; бездыханные тела двух тысяч восставших остались на поле боя.

Роберт Кет, которого нашли скрывавшимся в амбаре на расстоянии тринадцати километров от места сражения, попал в плен. На следующий день его под вооруженной охраной отправили в Норидж, где было повешено 300 непокорных мятежников. Самого Кета, закованного в цепи, после суда в Лондоне в конце концов повесили на стене Нориджского замка. В 1949 году на месте его казни установили памятную доску с такой надписью: «В знак уважения и восстановления доброго имени посвящается выдающемуся отважному вождю английского народа в долгой борьбе за свободу и справедливость и против жизни в рабских условиях».

Однако в свое время фигуру Роберта Кета воспринимали куда более неоднозначно. Когда-то он был арендатором у Джона Дадли, и ходили слухи, что они вместе замышляли свергнуть регента. В частности, военный казначей посылал Кету деньги. Поговаривали, что леди Мария была замешана в заговоре. Однако его основные участники, если и действительно являлись таковыми, успешно замели после себя все возможные следы. История эта темная и неясная. И если мы можем привести хронику более значительных событий того времени, то частные дела остаются невидимыми для наших глаз. Видя лишь тени и очертания фигур — льстеца, прячущего под плащом нож, интригана с открытым денежным мешком, — мы не можем сделать никакого вывода.

Пусть мятежи и были подавлены, их повсеместное распространение деморализовало правительство регента. Герцог Сомерсет действовал непоследовательно, в одном случае пытаясь пойти навстречу недовольным, а в другом — полагаясь на грубую силу для их подавления; прибегая то к умиротворению, то к насилию, он приобрел себе репутацию человека слабого и одновременно жестокого. И если было ясно, что реакция герцога Сомерсета и его коллег отличается непоследовательностью, столь же очевидной представляется слабость и неуверенность, проявленная руководством Девона и Норфолка. То, что главный магнат Восточной Англии герцог Норфолк с 1546 года был заключен в Тауэре по обвинению в государственной измене, ничуть не улучшало ситуацию. Пожалуй, показательно, что леди Мария, крупнейший землевладелец Норфолка, едва ли попыталась что-либо предпринять, чтобы остановить беспорядки.

В этот момент на первый план вышел Джон Дадли, граф Уорик; хотя его считали другом и коллегой герцога Сомерсета, в политике, как говорится, победитель получает все. В годы правления Генриха граф успешно сражался в Шотландии и Франции; теперь же его репутация военачальника получила новое подтверждение благодаря победе над мятежниками в Норфолке, где он, в отличие от герцога Сомерсета, лично участвовал в сражениях. Осмотрительный и дальновидный Джон Дадли избегал высокомерия и придерживался примиренческого подхода.

Вернувшись в Лондон во главе победоносной армии, он практически взял управление городом в свои руки. Такая власть теперь подталкивала его к дальнейшим действиям. Было очевидно, что политика герцога Сомерсета потерпела фиаско. Утверждали, что регент зашел слишком далеко, пытаясь умиротворить повстанцев в самом начале; что, судя по ряду писем, отправленных им летом, он вплотную приблизился к сотрудничеству с мятежниками против «овцевладельцев». Пусть это и была всего лишь тактика ведения переговоров, подобно той, которую использовал Генрих VIII в случае с Благодатным паломничеством, тем не менее ее хватило, чтобы вызвать подозрения и неприязнь владевшего землей социального класса. Регента осуждали за легкомыслие и мягкость.