Милые обманщицы. Невероятные - Сара Шепард

Как же давно она ждала этих слов! Как же здорово, что она снова будет спать в своей постели, на нормальном матрасе, на мягких пуховых подушках! Будет жить среди своих книг и вязаных вещей, рядом с братом и Эллой! Но как же Байрон? Ария слышала, как он кашляет в другой комнате.

– Салфетка нужна? – крикнула ему из ванной Мередит с тревогой в голосе.

Ария подумала про открытку, которую Мередит сделала для Байрона и пришпилила к холодильнику. На ней был изображен мультяшный слон, говоривший: «Притопал просто пожелать тебе удачного дня!» Нечто подобное, пожалуй, мог бы сделать Байрон, да и сама Ария.

Может быть, она излишне остро реагировала. Может быть, ей удалось бы убедить отца купить в эту каморку более удобную кровать. Может быть, время от времени она оставалась бы здесь ночевать.

Может быть.

Ария посмотрела на телеэкран. Пресс-конференция закончилась, все стали расходиться. Камера взяла общий план, и Ария заметила белокурую девушку со знакомым лицом в форме сердечка. Эли? Ария выпрямилась. До боли потерла глаза. Камера снова заскользила по толпе, выхватывая отдельные лица, и Ария увидела, что замеченной ею блондинке не меньше тридцати лет. Очевидно, от недосыпа у нее начались галлюцинации.

С Хрюшей в руке она вернулась в гостиную. Байрон раскрыл объятия, и Ария прильнула к отцу. С рассеянным видом поглаживая Хрюшу по голове, он смотрел телевизор, слушая комментарии к пресс-конференции.

Из ванной вернулась Мередит с позеленевшим лицом. Рука Байрона соскользнула с плеча Арии.

– Все еще тошнит?

– Да, – кивнула Мередит.

Она явно нервничала, словно ей не терпелось выдать какой-то секрет. Глядя на них обоих, Мередит вскинула брови и улыбнулась уголками рта.

– Но это нормально. Потому что… я беременна.

В тот же день вечером, после того, как полиция закончила обыск в доме Вондерволов, Вилден приехал к Хастингсам, чтобы задать Мелиссе несколько уточняющих вопросов. С опухшими от усталости глазами он сидел на кожаном диване в их гостиной. Впрочем, все выглядели утомленными, – кроме мамы Спенсер, одетой в свежее платье-рубашку от Marc Jacobs. Родители Спенсер стояли в дальнем конце комнаты, словно их дочери были заразными.

– В тот вечер я не сказала вам всей правды, – бубнила Мелисса монотонно. – Мы с Йеном выпили, и я уснула. Когда проснулась, его рядом не было. Я опять заснула и, когда снова проснулась, он уже был со мной.

– Почему ты раньше ничего не сказала? – спросил папа Спенсер.

Мелисса покачала головой.

– Утром я уехала в Прагу. Не уверена, что к тому времени уже стало известно об исчезновении Элисон. А когда вернулась, увидела, как все с ума сходят… в общем, мне и в голову не могло прийти, что Йен способен на такое. – Она теребила край бледно-желтой толстовки с капюшоном. – Я подозревала, что они встречаются, но не думала, что у них это серьезно. Не думала, что Элисон поставила ему ультиматум. – Как и все остальные, Мелисса уже знала, что толкнуло Йена на преступление. – Она же училась в седьмом классе.

Мелисса посмотрела на Вилдена.

– Когда на этой неделе вы стали спрашивать, где мы с Йеном были, я подумала, что мне, наверное, следовало сказать об этом еще тогда, несколько лет назад. Но я все равно считала, что это невозможно. А молчала я потому… в общем, я боялась, что у меня будут неприятности из-за того, что я скрыла правду. А этого допустить я не могла. Что бы обо мне подумали?

Мелисса скуксилась. Спенсер старалась не таращиться на нее в изумлении. Она не раз видела сестру в слезах, но обычно та плакала от досады, гнева, ярости или притворно – чтобы получить желаемое. От стыда – никогда.

Спенсер ждала, что родители кинутся к сестре, станут ее утешать. Но те стояли неподвижно, будто к полу приросли, и в лицах их читалось осуждение. Ей подумалось, что, возможно, все это время Мелисса пыталась совладать с теми же проблемами, что и она сама. Ее сестра всегда с легкостью покоряла сердца родителей, и потому Спенсер даже не догадывалась, что в душе она тоже переживает тяжкие муки.

Спенсер подскочила к сестре, села рядом на подлокотник и обняла ее за плечи.

– Все нормально, – прошептала она на ухо Мелиссе.

Та на мгновение вскинула голову, в замешательстве посмотрела на сестру, уткнулась лицом ей в плечо и разрыдалась. Вилден подал Мелиссе салфетку и поднялся, поблагодарив за помощь в столь сложном деле. Когда он уходил, зазвонил телефон. Миссис Хастингс быстро прошла в соседнюю комнату и сняла трубку. Через несколько секунд она заглянула в гостиную и шепотом окликнула младшую дочь:

– Спенсер. Это тебя. Мистер Эдвардс.

Лицо ее по-прежнему было сурово, но глаза блестели от волнения.

Спенсер обдало жаром, замутило. Мистер Эдвардс был председателем жюри «Золотой Орхидеи». Если он позвонил лично, означать это могло только одно.

Облизнув губы, Спенсер встала с дивана. До противоположной стороны комнаты, где стояла миссис Хастингс, казалось, тянулись километры пути. Интересно, о чем тайком по телефону договаривалась мама, какой грандиозный подарок она приготовила для дочери, уверенная, что Спенсер завоюет «Золотую Орхидею»? Даже если это самая замечательная вещь на свете, Спенсер сомневалась, что она принесет ей радость.

– Мама? – Приблизившись к матери, она прислонилась к антикварному столу в стиле «чиппендейл», на котором стоял телефон. – Это ведь плохо, что я обманула?

Мистер Хастингс быстро прикрыла рукой трубку.

– Конечно. Но мы уже это обсуждали.

Она приставила трубку к уху Спенсер и шикнула на нее:

– Не молчи.

– Алло? – наконец хрипло произнесла Спенсер, проглотив комок в горле.

– Мисс Хастингс? – обратился к ней мужской голос. – Это мистер Эдвардс, председатель жюри «Золотой Орхидеи». Я знаю, что час поздний, но у меня для вас волнующие новости. Нам предстояло принять трудное решение – выбрать лучшего из двухсот блестящих номинантов, и я рад сообщить, что…

Голос мистера Эдвардса доносился будто из-под воды: остальное Спенсер едва расслышала. Она посмотрела на сестру, сидевшую в одиночестве на диване. Мелиссе потребовалось немалое мужество, чтобы признаться во лжи. Она могла бы сказать, что ничего не помнит, и никто бы не узнал, но она предпочла быть честной. Спенсер вспомнилось предложение Моны: «Я ведь знаю, что ты мечтаешь быть идеальной». Но в том-то и дело, что понятие «идеальный» бессмысленно, если оно не имеет под собой реальной основы.

Мистер Эдвардс молчал, ожидая ее ответа. Спенсер глубоко вздохнула, репетируя про себя фразу, которую собиралась сказать: «Мистер Эдвардс, я должна сделать признание». Ее признание никому не понравится. Но она его сделает. У нее хватит решимости.