Огненные письмена - Маркус Сэйки

Он посмотрел на Шеннон. Одной рукой она поддерживала свой локоть, другой – подбородок, кончик большого пальца прикусила губами. Забавно: он видел ее обнаженное тело, видел, как она убивает, видел, как становится незаметной, но не мог вспомнить, чтобы она просто где-то стояла. Ему это показалось до странности интимным.

Она почувствовала на себе его взгляд – благодаря своему дару, подумал Купер, – и повернула голову.

– Уйдем отсюда, – сказал он.

* * *

Место выбрала она.

Когда Эрик активировал вирус Протей, первыми жертвами стали три современнейших истребителя, атаковавших Теслу. Две «Виверны» столкнулись в воздухе, их обломки упали на землю. Пилот третьего самолета катапультировался, а его «птичка» перевернулась и врезалась в боковину центрального здания, пробив в нем дыру высотой в четыре этажа и длиной под сорок метров. Топливо истребителя вспыхнуло, начался пожар, в котором успела сгореть почти вся мебель, прежде чем включилась система подавления огня. Тела погибших извлекли из здания, а дыру заделали пластиковыми панелями, которые прогибались и хлопали на ветру. Но дальше этого ремонт не продвинулся.

Они посмотрели друг на друга, потом на обгорелое помещение, почерневшие останки столов и стульев. Среди пепла и сажи посверкивало солнцезащитное стекло. Шеннон осторожно перешагнула через груду мусора, наклонилась за металлической рамкой для фотографии. Стекло потрескалось, фотография сгорела.

– Ты себе можешь представить – сидишь за столом, работаешь, а тут тебе в окно влетает самолет?

– С трудом.

– Да, – сказала она, окинув его взглядом, расшифровать который было нелегко. – И я тоже с трудом.

Купер, осторожно ступая, прошел по уничтоженному этажу. Запах сгоревшего пластика до сих пор висел в воздухе. Прозрачные панели сводили наружный мир к расплывчатым формам, подсвеченным заходящим солнцем.

– В трех километрах отсюда армия ждет наступления темноты, – покачал он головой. – Как мы дошли до жизни такой?

– Постепенно, я думаю. – Голос Шеннон звучал тихо. – По одной лжи зараз.

– Ты с твоим извечным стремлением к истине, – сказал Купер. – С тех самых пор, как мы с тобой впервые говорили в том дешевом отеле после знакомства на железнодорожной платформе, я проявлял экстремальный героизм, спасая твою жизнь…

– Забавно, я помню об этом иначе.

– И ты тогда сказала что-то вроде: «Может быть, войны и не будет, если люди перестанут приходить в телестудии и говорить, что она идет». – Он покачал головой. – И вот мы приплыли.

– Да. Приплыли.

Она бросила рамку. Оставшееся стекло звякнуло.

Издалека донеслись звуки выстрелов, устойчивые и неторопливые. Купер, вздохнув, потер лицо.

– Мои дети сейчас в бункере. Они, наверное, испуганы.

Шеннон вдруг оказалась рядом с ним, прикоснулась к его руке.

– Слушай, – сказала она, – мы уже спасали их прежде. Спасем и теперь.

Ответить он не успел – завибрировал телефон.

– Это Итан, – сообщил Купер, взглянув на дисплей.

Она выпрямилась:

– Ты должен поговорить с ним.

Купер кивнул, нажал клавишу:

– Док, привет, вы на громкой.

– Я… но…

– Здесь только я и Шеннон. Вы нашли пропавшие баллоны?

– Что? Нет. Я их не искал.

– Док, послушайте, мне нужно, чтобы вы сосредоточились…

– Ведь это вы детектив, а не я, – сказал Итан. – Вы хотите, чтобы я что делал? Ходил от одной двери к другой? Я работал в области вирусной эпидемиологии. Он же просто сукин сын, настоящий монстр. Модификация вируса гриппа, распространяемого капельным путем, долгоживущего, но с базовым числом репродукции больше двадцати. Это значит, что каждый заболевший распространяет болезнь еще среди двадцати. А поскольку надежной вакцины против гриппа не существует, если такой вирус попадет в мир, то переболеют практически все.

– И насколько он опасен, этот грипп? – поморщился Купер.

– Он не опасен. В основном сопли. Но проблема не в гриппе. Я анализировал записи исследователей, образцы крови и тканей, пытался понять, отчего умер Эйб. – Голос Итана перехватило. – Купер, виновата сыворотка. Плоды нашей работы. Превращение в сверходаренного убило его.

– Не понимаю…

– Эйб исчез до проведения нами надлежащих испытаний. А потом привил себе вакцину, что было безумием, подобные вещи просто так не делаются. Но он просто впал в паранойю, был настолько уверен в своей правоте… ну, вы сами видели, какой эффективной оказалась сыворотка.

– И это его убило?

– Не сама сыворотка, а реакция на нее мозга. – Итан перевел дыхание. – Вы ведь одаренный первого уровня? Как Шеннон, Эпштейн и этот говнюк Сорен. Но у вас дар от рождения. Он был частью вашего детства. А теперь представьте, что вы вдруг стали видеть мир глазами Шеннон. Или глазами Эпштейна. Или глазами Сорена. И всё за два дня.

– Это было бы непросто, но…

– Нет, не непросто, – сказал Итан. – Это было бы потрясение.

Он помолчал и продолжил:

– Хорошо. Вот смотрите. Представьте, что вы родились под землей. Вы там росли, мир воспринимали по прикосновению, звуку, запаху. Совершенно не знали о зрении. И так вы прожили шестьдесят лет. А потом случился обвал породы и на вас хлынул свет. Вы понятия не имеете, что произошло. Я имею в виду буквально – вашему мозгу пришлось бы разрабатывать нейронные связи для восприятия зрительной информации. У вас бы не было представления ни о масштабе, ни о движении, ни даже о цвете. Вы не могли знать, какая форма перед вами: то ли ваша жена, то ли валун, который грозит вас раздавить.

– Я вас понял, но…

– А теперь вообразите, – сказал Итан, – что у вас нет представления не только о зрительном восприятии, но и о звуковом, осязательном, вкусовом. И все они вдруг обрушиваются на вас. Да вы только подумайте: Сорен лишь одно из времен воспринимает не так, как остальные.

Купер, застыв в изумлении, уточнил:

– Иными словами, вы хотите сказать, что это может привести к смерти?

– Я говорю, что Эйб выцарапал себе глаза, чтобы не видеть, скребся пальцами о стенки клетки, пока не стер кожу до кости. А это был человек, наделенный первостатейным интеллектом. Он прекрасно понимал, что с ним происходит. Человеческому мозгу не по силам такие изменения. Для этого не хватает его нейронной гибкости, если мы получаем дар в совершенно зрелом возрасте.

– И что это за возраст?

– Лобная доля окончательно формируется годам к двадцати пяти, – сказал Итан и после небольшой паузы продолжил: – Но знаете что? Никаких проблем не возникнет у детишек, тинейджеры перенесут такие изменения без особых затруднений, люди старше двадцати, вероятно, справятся. Но все, кто старше… Я не знаю. Я предполагаю, что процент выживания составит единицы. Но и эти единицы будут испытывать смятение, страх, бредовое состояние, неконтролируемую ярость, стремление к убийству…