Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - К. Рехаге

Джули побледнела.

Мы целую вечность пытались дозвониться до ее семьи, телефонные линии были перегружены, и вот наконец… Какое облегчение! Со всеми все в порядке, только некоторая мебель опрокинулась. Они собираются ночевать на улице, чтобы обезопасить себя от повторных толчков.

Но я не мог остаться с ней. Билет уже забронирован, я должен продолжать путь, таковы правила. Джули мужественно улыбалась, провожая меня в аэропорт. Все нормально, ничего же не случилось.

Самолет опускается в Ланьчжоу. Уже при подлете я заметил коричневые горы, они имеют такие ужасающие размеры, что я больше не хочу их видеть. В комедии о любви происходит что-то трогательное: звучат струнные, люди обнимаются, уголки рта вздрагивают. Я тихо плачу в свою бороду, сам не понимая, почему.

Рыба Trichiurus lepturus выглядит совершенно несимпатично. Еще ее называют волосохвостом, потому что у нее очень узкое и гладкое тело, на котором почти не видно плавников. Она обитает в территориальных водах, ведет хищный образ жизни. Она выглядит очень противно из-за своих клыков и вылупленных глаз. Но мясо этой рыбы очень полезно. На китайском языке она называется «даиуй», рыба-сабля, и продается на всех рынках в больших городах.

Только в Ланьчжоу ее не найти.

– Вам нужна именно эта рыба? – спрашивает продавщица в замешательстве, растерянно. Ассортимент ее отдела занимает половину этажа в супермаркете. Застывшие глаза смотрят на меня, раки грустно пускают пузырьки, в воздухе разлит кисловатый запах.

Что мне теперь, объяснять ей, что я в шутку предложил Джули рыбу за то, что она наконец станет моей подружкой, и что она, смеясь, спросила, не подарю ли я ей за это отвратительную рыбу-саблю? Я отмахиваюсь и набираю эсэмэс на телефоне. Должен же быть какой-то другой выход?

Недалеко от супермаркета я уперся в стену из телевизоров. Несколько дюжин людей застыли перед ней с покупками в руках. Они застыли у экранов, на которых одно и то же: дымящиеся руины и заплаканные лица. Все это в сопровождении слов и цифр, которые скупо и точно рассказывают о том, что случилось позавчера.

О землетрясении в Сычуань, жертвами которого стали более шестидесяти тысяч человек. До сих пор находят новые и новые трупы. У всех телевизоров выключен звук, и вокруг стоит такая тишина, что сухое шуршание пакетика с покупками кажется ужасно громким.

Утром я собираюсь выйти из Ланьчжоу, мой взгляд падает на ковер с надписью «пятница», и это говорит о высоких гигиенических стандартах гостиницы, где каждый день меняют ковры. Благодаря этому я узнаю, какой сегодня день недели.

Я тоже позаботился обо всем: ботинки, шорты и рубашка совершенно новые, я только что принял душ. Две недели простоя оставили у меня ощущение лени. На выходе из гостиницы мне радостно машут рукой администраторы. Они знают и о моем путешествии, и о бороде, и о визите к Джули, и все это им кажется очень забавным.

– Удачи тебе с рыбой-саблей! – кричат мне вслед, и я слышу веселый смех.

Небо над Ланьчжоу такое же голубое, как было тогда, над Пекином, больше полугода назад. Я во второй раз пересекаю Желтую реку, проходя через мост Чжуншань. В этом месте река у́же, чем в Фэнлинду, и ее воды легко бурлят между железными опорами старой постройки. Глядя на мост, и не скажешь, что его детали были привезены из Германии сто лет назад, и еще труднее представить себе, что до него над Желтой рекой вообще не было ни одного железного моста. Сегодня он кажется таким маленьким по сравнению с другими мостами и высотными домами города, но это ничего не значит. Люди все равно его очень ценят. В одном из киосков владелец спрашивает меня, откуда я пришел, потом он поднимает большой палец и говорит:

– Немцы строят на славу!

Я иду по берегу реки, прохожу через парки и кварталы новостроек, протискиваюсь мимо мечети и сокращаю путь по закоулкам. Увы, шаги мои не так легки, как хотелось бы. Может быть, все дело в новых ботинках, а может быть, в том, что я слишком долго не ходил пешком.

Потом я попал под дождь.

Сейчас полдень второго дня, а я все еще не вышел за пределы пригорода Ланьчжоу. Сначала горизонт приобретает нездоровый серый оттенок, черные облака несутся к склонам гор, а по улице метет резкий ветер. Он бросает мне крупные капли в лицо, и я на секунду сомневаюсь, попадал ли я вообще под настоящий дождь с тех пор, как вышел из Пекина? По улице прокатывается зонтик, женщина с мальчиком спешат за ним, наклонив головы. Откуда-то доносится возмущенный раскат грома, а я спасаюсь в закусочной.

Я хотел только переодеть куртку, но, подумав немного, решил заказать миску равиоли. Они так уютно дымятся, а за окошком дождь с хлесткими ударами разбивается об асфальт. Я еще не доел свои равиоли, а небо за окном уже прояснилось, и чудесным образом все стало так, как будто ничего не произошло. Только парочка луж говорит о недавней непогоде.

Я заметил толстого мальчика с нунчаками лишь тогда, когда он вплотную подошел ко мне. Он смотрит на меня, потом делает глубокий вдох и строго спрашивает, что я тут делаю. Рядом с ним стоит маленькая девочка.

– Я ищу гостиницу на ночь, – отвечаю я и показываю на хозяйку закусочной, – но эта тетя говорит, что здесь такой нет.

Мальчик переводит взгляд то на меня, то на тетю и выглядит так, как будто он не знает что сказать. Потом его лицо светлеет.

– Конечно, здесь есть гостиница! – Он показывает туда, откуда я пришел.

– Далеко?

– Да где-то метров сто!

Хозяйка закусочной только с улыбкой пожимает плечами. Я собираю вещи, мальчик с триумфом выходит из двери, проходит мимо других магазинов, не удостаивая прохожих своего взгляда, и приводит меня к широким воротам.

Я в растерянности.

– Это здесь должна быть гостиница? – спрашиваю я, показывая на территорию электростанции, обнесенную забором, за которым торчит широкая труба, выпускающая в небо белые облака.

Я делаю шаг назад, но уже слишком поздно. Один из сторожей замечает меня и пулей подбегает к окну. Что я тут забыл, интересуется он. В воздухе висит напряжение.

– Ничего, – отвечаю я, отступаю назад и поднимаю руки, – совсем ничего!

Но я не учел толстого мальчика. Он непринужденно крутит нунчаки и сообщает:

– Дядя будет ночевать в гостинице!

Я с ужасом смотрю на сторожа. Его тонкие усы дергаются, глаза недоверчиво сужаются. Я качаю головой и делаю еще один шаг назад, но потом случается то, чего я никак не ожидал: сторож кивает, поворачивается и возвращается в свою будку.

Путь на электростанцию свободен. Толстый мальчик довольно отдувается и делает первый шаг. Девочка, заметив, что я все еще сомневаюсь, манит меня рукой. Я сдаюсь и прохожу за ними на территорию электростанции. Мы идем мимо трубы и сворачиваем за угол, где нас подзывает пожилой господин в строительной каске. Он просит меня показать ему свой паспорт, а дети тем временем рассказывают ему что к чему. Он кивает и пропускает нас дальше. Мы заходим в высокое бетонное здание с темными окнами.