Ричард Длинные Руки - воин Господа - Гай Юлий Орловский

Меч оставался в моих руках, я внимательно следил за поверженным.

– Если можешь встать... то вставай, – сказал я. – У тебя наверняка где-то конь... Подзови и... уезжай.

Он все еще лежал на спине, глаза его с недоверием мерились в мое лицо.

– Что случилось?

– Да так, – ответил я. – Ничего.

Он приподнялся на одном локте. Лицо исказилось, охнул и повалился на спину.

– Ты мой враг, – напомнил он. – И я тебе не сдался

– Я знаю, – ответил я.

Меч мой вернулся в ножны, я отступил на шаг свистнул. Кусты затрещали, мой конь проломился сквозь них, как вепрь через камыши. Я ухватился за седло, голова все еще кружится, а в голове нехороший звон.

За спиной раздался напряженный голос:

– Ах, опять благородство прет из всех дырок? Я не описал даже герб своего клана! И не назвал имя.

– Помню, – ответил я. – Но я и не спрашивал.

Конь отодвигался, он-де привык больше за плугом, я дернул за узду, погрозил кулаком. Стремя болтается, целиком из кожаных ремешков, железом даже и не пахнет. Оттолкнулся от земли, взлетел орлом, а когда подобрал поводья, наемный убийца уже сидел на изрытой нашими ногами земле, растопыренная пятерня упиралась в красную лужу его крови.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он озлобленно. – Почему, если герой – то дурак?

– Просто делаю, – ответил я равнодушным голосом. – Живи...

– Я не могу жить обесчещенным, – ответил он гордо. – Я хоть и наемный убийца...

– Что за дурак, – сказал я с отвращением. – Остаться живым – бесчестье? Ты не просил пощады, могу дать расписку. Деньги получил? Вот уходи на пенсию, как собирался. Построй часовню, если деньги девать некуда. Живи, расти детей.

– Ты мог бы забрать моего коня, – продолжил он озлобленно. – Мои доспехи... У меня хороший меч. Или потребовать за меня выкуп. Даже золотом. На мои владения претендовать не сможешь, у моего отца четверо сыновей, я – младший, но выкуп – да, мог бы. Я кое-что скопил, все у моей сестры...

Я подобрал поводья, повернул коня. Разговаривать не хотелось, от слабости мечтал только о чашке крепчайшего кофе, а иначе свалюсь под куст и засну, потому только буркнул:

– Не все меряется золотом... Бывай!

Он крикнул вдогонку:

– Черт бы тебя побрал, герой! Почему ты так делаешь?

– Тебе не понять, – ответил я гордо.

Конь пошел тяжелой рысью, копыта стучали гулко, я не был уверен, что этот придурок меня услышал. Вообще-то я и сам не понял, зачем так сделал. Правильнее бы, конечно, прирезать. Оставлять врага за спиной – дурость. Увы, только дьявол все делает абсолютно правильно...

Прошла еще неделя в бесплодных поисках. На седьмой день вечером я напомнил Гуголу:

– Ты говорил, что у тебя осталось жги-коры... или какой-то новой дряни еще на разок.

Он сказал испуганно:

– Да, но, ваша милость... это последний. Поберечь бы.

– Мы отсюда прямо на юг, – сказал я. – Если не прибьют по дороге... там увидишь целые рощи этих жги-деревьев. Обдери хоть все леса, рощи и отдельно стоящие деревья в отдельно взятых королевствах.

Он вздохнул, но покорно начал готовить снадобье, высыпал в горячую воду, а я наклонился и начал вдыхать, как наркоман или якутский шаман. Долго плавали серые пятна, иногда высвечивались краешки и фрагменты картинок, я успевал увидеть либо замки дивной красоты, либо вид на равнину с высоты птичьего полета, затем проступила стена с угрюмыми гобеленами, изображение раздвинулось до краев миски, а я, напротив, опустил голову ниже, чтобы охватить взором как можно больше.

Тот же огромный тронный зал, здесь в прошлый раз король Конрад отчитывал своих полководцев, изображение под странным углом, словно телекамера прикреплена на уровне самого высокого светильника, впечатление такое, будто наблюдаю действие в изометрической проекции, без всякого 3-D.

На той стороне зала трудятся два десятка музыкантов, а дюжина полуголых девушек кружатся в танце, Это, конечно, от христианской морали далеко, но, насколько я понимаю, король Конрад от христианства отходит все больше и больше. Во всяком случае, по самым достоверным слухам, колдунов в его войске становится все больше, а священников все меньше.

Я приблизил лицо, ага, вон и сам король. Возлежит на ложе, перед ним столик с фруктами и кушаньями, а также кувшин с вином. Я видел, как Конрад раздраженным жестом велел убраться с глаз долой танцовщицам и музыкантам. Юбенгерд насторожился, а лицо серого человека сразу стало несчастным. Он начал продвигаться к выходу, Конрад бросил в его сторону злой взгляд, и серый примерз к месту.

В мертвой тишине даже мне стало слышно, как заскрипела кожа на костяшках пальцев Конрада. Он посмотрел на свой кулак, с грохотом ударил по столу. Кубки подпрыгнули. Король ударил снова, уже сильнее. Грохот пронесся по всему залу.

– А теперь о деле, – прорычал он гневно. – Ну-ка, что еще говорят в народе?

Юбенгерд поклонился, развел руками.

– Народ Галли благословляет ваше правление, мой король...

– Ваше мудрое правление, ваше величество, – добавил серый льстиво.

Конрад в третий раз грохнул по столу. Упавший кубок подпрыгнул и скатился на пол, звякнул в тишине, завертелся волчком.

– Эти слухи меня не интересуют, – рявкнул он. – Что говорят про Арнольда?

– О короле Арнольде ничего не известно, – про бормотал Юбенгерд. – Говорят, что он подался куда-то в горы. Но гор здесь много...

Конрад рыкнул гневно:

– Это я уже много раз слышал! Но ты знаешь, почему я спрашиваю. Не увиливай.

– Ваше величество, народ доволен...

Конрад грохнул кулаком снова, проревел мощно:

– Палач!

Из-за портьеры выдвинулся огромный толстый человек с красным капюшоном на лице. В обеих руках держал огромный мясницкий топор.

Юбергельд сказал несчастным голосом:

– Ваше величество, я не знаю, зачем вам это надо... но если уж так хочется ковыряться в ране, то нате вам, пожалуйста: в народе говорят, что своим положением вы обязаны только благородству короля Арнольда. И что это не победа ваша, а дар короля Арнольда жадному и завистливому захватчику!

Конрад потемнел, брови сдвинулись в одну линию, прохрипел тяжело:

– Кто говорит?

– Да теперь уже почти все говорят, – сказал Юбенгерд мстительно. Он посмотрел на палача, пощупал шею, продолжил даже громче и злораднее: – Те, кто молчал, наконец разобрались и заговорили, а те, кто осуждал Арнольда, сейчас уже отпускают шпильки по вашему адресу. Но не надо на это обращать внимания, ваше величество! Чернь всегда злословит при виде сильных.