Левиафан - Валерий Ковалев

— А дохрена здесь, солдат, почти рота. — Лобанов вщелкнул в раскаленный пулемет новый магазин. — Разрешите спуститься вниз и осмотреть форт, товарищ командир?

— Разрешаю, — вздохнув, Морев. — Ищите Порубова.

Избитого до неузнаваемости мичмана обнаружили в сыром каменном мешке, под одним из блокгаузов.

— Да, досталось тебе, Саша, — растроганно прогудел Ксенженко, тепло обнимая друга.

— Дошталось, — прошепелявил тот, — у тебя спирту нету?

Мичману дали хлебнуть из фляги, затем усадили поближе к горящему очагу, и он рассказал следующее.

На берегу озера на него напали из засады, а когда он вырвался и застрелил индейца, оглушили и утащили с собой.

— Сначала обращались ничего, — едва шевеля разбитыми губами, повествовал мичман, — а когда прибыли в форт, учинили допрос с пристрастием.

Мол, кто такие, откуда и с какими целями в Канаде.

Ну, я их послал, и они мне дали. Умелые ребята.

— А как ты понял, о чем спрашивают, — поинтересовался Морев. — Был переводчик?

— Точно так, товарищ адмирал, ихний капрал. Он поляк и знал русский.

В это время распахнулась дверь и в клубах морозного пара на пороге возникли два индейца, втолкнувшие в помещение затравленно озирающегося человека.

— О, так это ж сам капитан Браун! — уставился на того Порубов. — Ну что, попался гад?

Воины сообщили, что обнаружили командира форта среди трупов, где тот притворился мертвым, и отошли в сторону.

Тот же, увидев европейцев, гордо выпрямился, скрестил на груди руки и что-то прохрипел по-ирокезски.

— Инглизи требует его отпустить и грозит местью Великого отца, — перевел Длинное крыло, и присутствующие в блокгаузе возмутились.

Затем к пленнику вкрадчиво обратился Текумсе, тот побледнел и энергично кивнул головой.

— Летящая Стрела сказал, что сожжет его на костре, если инглизи не будет отвечать на вопросы, — наклонился к Мореву переводчик, и он покосился на вождя. Тот тоже кивнул.

В ходе последующего допроса выяснилось, что капитан получил приказ из Квебека о захвате в плен одного из моряков русской эскадры для последующего препровождения его туда, а также организации нападения на базу чужаков силами дружественных англичанам индейцев.

— Как всегда в своем амплуа, любят загребать жар чужими руками, — бормотнул Лобанов.

Далее возник вопрос что делать с пленными (кроме Брауна были захвачены еще трое солдат), и мнения сторон разделились.

Текумсе и Медвежье Плечо желали предать их казни, а Морев с Лобановым возражали.

Наконец пришли к согласию.

Пленников было решено отпустить, дабы те сообщили о печальной участи форта, а заодно предупредили начальника экспедиционного корпуса, что такая же участь постигнет и Квебек, если враждебные действия повторятся.

После этого пленников снабдили минимумом необходимого и, выведя за палисад, отпустили.

— Как думаешь, дойдут? — провожая взглядом удаляющихся на лыжах англичан, спросил Морев у Лобанова.

— Дойдут, — последовал ответ. — Те еще волки.

Затем отряду был предоставлен небольшой отдых и во второй половине дня тронулись в обратный путь.

Арьергард завершал десяток лошадей, навьюченных трофейным оружием и боеприпасами, за спиной вставало зарево горящего форта.

Остаток зимы прошел без происшествий, моряки готовили корабли к летней кампании, а в свободное время общались со своими новыми друзьями, проникаясь все большей к ним симпатией.

Индейцы отличались простотой общения, честностью, отсутствием склонности к стяжательству и полным единением с природой. Ирокезы с благодарностью впитывали те знания, которые получали, и с готовностью делились своими. Благодаря им, недалеко от базы был обнаружен каменный уголь, жизненно необходимый для новых колонистов.

К весне многие из моряков понимали язык ирокезов, а те успешно осваивали русский.

Между тем, солнце поднималось все выше, в заливе таял последний лед, с юга потянулись птичьи караваны.

— Пора, — сказал в один из таких дней Морев, и была назначена дата отплытия «Аскольда». На фрегат догрузили уголь, свежий провиант и воду, в машине развели пары, и вождь Медвежье Плечо с почетом был доставлен на борт.

Накануне они с Лариным получили дополнительные инструкции, удостоверенный подписью Морева и оттиском пальца Текумсе письменный текст ультиматума, а также пятьсот золотых империалов на непредвиденные расходы. При большом стечении народа состоялись проводы корабля, и, дав прощальный гудок, он взял курс в открытое море.

Известие о неудаче захвата «Левиафана» и его отплытии из Кронштадта, а также исчезновение вслед за этим парового фрегата «Аскольд» вызвали безудержный гнев императора, и расправа не заставила себя ждать.

Оставшийся в живых командир гатчинского полка фон Клюге был лишен чина и расстрелян на равелине Петропавловской крепости, все бывшие с ним солдаты биты шпицрутенами[33]и отправлены на каторжные работы в Сибирь, а адмирал Грейг снят с должности.

Назначенная же по повелению самодержца следственная комиссия активно занялась изобличением заговорщиков.

К слову, Березин утаил от Шешковского наличие у него исторического труда, а только передал ему для Павла сделанную заранее перепечатку нужного отрывка.

В ней значились вице-канцлер Николай Петрович Панин, генерал-губернатор Петербурга Петр Алексеевич Пален, последний фаворит покойной императрицы Платон Зубов, командир Изюмского легкоконного полка Леонид Леонтьевич Беннигсен, а также командиры Семеновского, Кавалергардского и Преображенского гвардейских полков.

— Каковы подлецы! — воскликнул император, ознакомившись с фамилиями и потрясая бумагой. — Поднять руку на меня, помазанника Божьего!

Той же ночью все поименованные лица были арестованы, заключены в Петропавловскую крепость и подвергнуты допросам.

А поскольку мысль о предстоящем заговоре у них еще не созрела, всячески отрицали свою причастность.

— Допросить с пристрастием, — повелел Павел, и спустя неделю Шешковский положил ему на стол то, что требовалось.

Кроме полного признания своей вины, подследственные сообщали, что вдохновителем и организатором «заговора» был адмирал Морев с его офицерами, и это весьма понравилось императору.

— Я давно чувствовал, что они изменники, — прошипел Павел. — Занимайтесь дальше, мне нужны остальные.

— Слушаюсь, ваше величество, — подобострастно склонил голову Степан Иванович и, пятясь, вышел из кабинета.