Смех Дракона - Генри Лайон Олди

Нет, денег мы, пожалуй, не допустим –

Уж больно фантастично допущенье.

Но в остальном…

Говорит Абраму Сара,

Исхудавшая с лица:

– Мне бы юного гусара,

Чтобы тройка у крыльца,

Мне б не скука-синагога,

А цыганский тарарам…

– Тарама будет много, –

Обещает ей Абрам.

Говорит Абраму Сара,

Располневшая с торца:

– Мне б лихого комиссара,

Мне б в кожанке молодца!

Маузер – не поц на идиш,

Продразверстка по дворам…

– Разверстаю в лучшем виде, –

Обещает ей Абрам.

Говорит Абраму Сара,

Разобидевшись всердцах:

– Мне пиры бы Валтасара,

Ламца-дрица-оп-ца-ца,

Клеопатрины затейки

Да сады Семирамид…

– Чай допей да пропотей-ка! –

Ей Абраша говорит.

Говорит Абраму Сара,

Вся, как к Пейсаху маца:

– Да и ты еще не старый,

Если тронуть слегонца.

Что гусары-комиссары? –

Чистый цурес, стыд и срам,

Сексуальные корсары…

То ли дело мой Абрам!

* * *

У стиха с размером плохо,

Да и с рифмою беда,

Поздно плакать, поздно охать –

Не годится никуда.

Полумертвый, в неглиже,

Ляжет он, как в гроб, в ЖЖ –

Приходите, тети-дяди,

Полюбуйтеся уже!

Кто к дебилам толерантен,

Тот однажды станет Буддой,

Доберется до нирваны,

Внидет в царствие небес.

Кто терпим к трамвайным хамам,

Обретет корзину счастья,

Станет чудом благовонным,

Подчинит себе астрал.

Кто душою к идиотам

Преклонится, не лукавя,

Тот познает сущность Дао

И прославится в веках.

Если спросите, откуда

Я узнал такие вещи,

Я отвечу: с детства знаю,

Ибо мне не повезло.

Ненавижу идиотов,

Не терплю трамвайных хамов,

Плохо отношусь к дебилам

И сержусь на дураков.

Раз я весь несовершенен,

На ножах с Великим Дао,

И не Будда я ни разу –

Значит, вот причина бед!

Была борода черна, не седа,

Хей-хо, хей-трабл-хо!

Любила бардак моя борода,

Хей-хо, хей-трабл-хо!

Любой волосок был свеж и высок,

И в каждом играл полуденный сок,

Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,

Взгляни на небо – летят года!

Был левый ус прекрасен на вкус,

Хей-хо, хей-трабл-хо!

А правый был рус – мечта, а не ус!

Хей-хо, хей-трабл-хо!

Завей винтом, кудрявым притом,

И счастье близко – под каждым кустом,

Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,

Взгляни на небо – летят года!

Теперь я брит, и мой габарит –

Хей-хо, хей-трабл-хо! –

О сытой жизни вам всем говорит,

Хей-хо, хей-трабл-хо!

С дивана не встать лет эдак до ста,

И в тихий сон – как в воду с моста,

Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,

Взгляни на небо – темно всегда!

Цветут сады, да нет бороды,

Хей-хо, хей-трабл-хо!

В зеленой ряске стоят пруды –

Хей-хо, хей-трабл-хо!

Скажи, Господь, на кой людям плоть?

Зерно для мельниц – муку молоть…

Хей-хо, хей-хо-тирьямца-ца,

Взгляну на небо – там борода!

Пока не требует поэта

К священной жертве Аполлон,

Во тьму уютного клозета

Он с головою погружен,

Укрыт от бури и волненья,

Спустив прелестные штаны,

Он ищет мига вдохновенья

В объятьях влажной тишины.

Явись, пленительная Муза!

Вспои Зевесова орла!

Лауреат и член Союза

Вчера пил водку из горла,

Ел трюфеля и ананасы,

Икрой закусывал коньяк,

И вот властителю Парнаса

Никак… Все поняли? – никак.

Увяли ямбы и хореи,

Переварились суп и плов,

Ушли арийцы и евреи,

Остыл желудок и апломб.

Поэт! В глухой тоске запора

Лови мучительность грозы,

Рожденье истин в недрах спора,

Вопль Амалфеевой козы,

Романтику ночной Гренады,

Тоску последнего "прости…"

Пускай не льется то, что надо,

Зато рекою льется стих.

Ах тоска, моя тоска

Нетривиальная –

Вижу, вот моя доска

Мемориальная,

Над подъездом – барельеф

С чеканной мордою:

Дескать, жил такой Олег,

Чем все мы гордые.

На доске стоит цифирь

Казенной прописью,

Пишут, был я пацифист,

Гулял над пропастью,

Кум – царю, министру – сват,

Лауреатствовал,

И бежал, поскольку свят,

Соблазна адского.

У подъезда тихий бомж

Сосет из горлышка,

Шепчет: "Боже-ж-ты-мой-бож,