Я не люблю пятницу - Марек Гот

— Да так, ничего… Что будем делать с Квинтами?

— Отправим их домой к папочке.

— Их папочка пропал без вести.

— Я‑то тут причем? Мы же не можем тащить их в другое измерение. Пусть едут к родственникам. У них есть родственники?

— Понятия не имею. А Фрай?

— Он тоже не инвалид. Устроится как‑нибудь. К тому же он неплохо заработал на этом путешествии.

— Если бы не Блок, то вам самим ужинать было бы не за что.

— Ошибаетесь. Это Фаро и здесь у меня денег столько, сколько мне нужно.

Я это знал, но мне хотелось уязвить Виктора. Полина была права — он одержим и ему на всех наплевать. Фрай, Алиса, Альф… если бы мы их потеряли по дороге, он бы и не заметил. Я устало поднялся из‑за стола.

— Пойду навещу Юла.

— Постойте, нам еще надо…

— Это вам надо, Виктор. Вот и занимайтесь, чем вам там надо, а я пойду навестить Юла. — Я прихватил мешок с золотом. — Это в счет оплаты моих услуг.

Мне казалось, что Карелла станет возмущаться, но он смолчал. На улице было уже совсем светло.

По дороге к Юлу я все хорошо обдумал. Ну его к черту, этого Карелла с его порталами! Он нанимал меня, чтобы я отыскал человека? Хорошо! Человека я отыскал. Все. Пусть ищет нового мальчика себе на побегушки. Пусть сам разбирается в своих отношениях с Полиной. (Она, по–моему, до сих пор ничего ему не сказала.) Чародейка тоже хороша — кроме утраченных способностей ее вообще ничего не волнует. А мне казалось, что у них с Алисой весьма задушевные отношения. А Алиса? Тоже мне подвиг — раненого до шлюпки дотащила! Что мне теперь — присягу на верность ей принимать? Бла–бла бла… покуда не разлучит нас смерть. Ага! Деньжищ у нее с братцем куры не клюют, так что не пропадут, думаю. Может, навещу как‑нибудь Альфа на его ферме. На лошади покатаюсь.

Отдам Юлу половину денег, а со второй половиной переберусь на ту сторону гор. Там Большой меня не достанет. Осяду в Лиа Фаль. Или уеду вообще на край географии — в Фортенсберг или Ванборо. Куплю небольшой бар и буду сам себе хозяин. Как Юл. А может и Юла с собой сманю. Какая ему разница, где продавать пиво. Юл согласится — он же понимает, что здесь мне оставаться нельзя. Марта, наверное, против будет, но Юл с ней управится. А я ей пообещаю жениться. И женюсь. И детей заведу, чтоб Марта их нянчила. А если мой папаша захочет внуков увидать, то пусть сам меня ищет. А не захочет — пусть валит на свою Землю. Тоже мне — цаца какая выискалась. Всю жизнь без него прожил и дальше как‑нибудь управлюсь. Я мысленно усмехнулся — впервые за двадцать восемь лет я начал строить планы дальше, чем на сегодняшний вечер

Все эти планы рухнули буквально в какую‑то долю секунды.

До "Овцы и мельницы" я добирался не главной улицей, а закоулками, и поэтому сразу и не понял, что я уже на месте. "Овцы и мельницы" не было. Вместо нее на булыжной мостовой было черное горелое пятно, посреди которого торчали две обгоревшие стены с куском перекрытия. В первый момент я не поверил своим глазам, подумал, что свернул куда‑то не туда, попал не в то место, не на ту улицу. Но улица была та — об этом свидетельствовала табличка с двумя кривобокими желудями, висевшая на стене соседнего дома. Леви Мелт отказался платить полтора дайма художнику, которого прислал муниципалитет, и, чтобы не быть оштрафованным, сам нарисовал табличку. Он был прекрасным портным, но таланта художника у Леви не было. Сюда недели две ходили комиссии, чтобы решить, похожи ли желуди Мелта на желуди вообще, но все жители улицы в один голос утверждали, что никогда не видели такого искусного изображения. С Леви никто не хотел ссориться — он обшивал весь квартал. В конце концов его оставили в покое.

Улица опустела практически мгновенно. Я успел заметить, как Твин Лесс закрыл свою булочную через два дома напротив. Меня были не рады видеть. На всей улице Двух желудей остался только один человек. Он сидел, привалившись к стене дома, недалеко от меня. Я подошел. Грязный парень лет пятнадцати уставился на меня расширенными зрачками. От него исходил сильный запах гниющего тела и мочи.

— Когда сгорел бар?

— А?

— Бар. "Овца и мельница". Он был здесь, а теперь его нет. Когда он сгорел?

Парень выпустил длинную нитку слюны, ухмыльнулся и вяло взмахнул руками:

— Пы–ых… пы–ых… сгорел… пы–ых… его нет… — он как‑то по–птичьи повернул голову, посмотрел на меня правым глазом и забормотал:

— Это эльфы… они идут… мы забрали их женщин… мы забрали их пиво… они спалят все бары… мы все сгорим в пламени их гнева…

Парень явно только что сожрал дозу грибов–паутинок и внятно мог рассказывать только свои видения и бредни. Толку от него не было. Я развернулся и пошел к дому Леви Мелта. Первое потрясение прошло, и теперь я почти физически чувствовал, как все у меня внутри покрывается коркой льда. Я знал, что мне скажет Леви.

Но Леви мне ничего не сказал. Он и дверь не открыл. Я не успел даже постучать, как сдавленный голос с той стороны произнес:

— Уходи, Макс. Я тебя прошу — уходи. Пожалей если не меня, то хоть моих детей.

Я опустил руку и зашагал вперед по улице, не зная точно, куда мне теперь идти. Ноги сами понесли меня в бар "Поросенок и соловей". Юл собирался его покупать. Может…

Бар был открыт. У меня затеплилась крохотная надежда, которая погасла, как только я зашел вовнутрь. За стойкой хозяйничал Снейк — бывший (или настоящий?) владелец. Я подошел и с грохотом положил меч на стойку.

— Здравствуй, Снейк. Я зашел узнать, что произошло с "Овцой и мельницей" и я думаю, что тебе лучше об этом мне сказать.

Снейк поднял на меня глаза и на его лице промелькнула целая гамма чувств: страх, отчаяние и наконец какая‑то безысходность. Он обмяк и тяжело опустился локтями на стойку.

— Здравствуй, Макс, — он тяжело вздохнул. — Зачем ты сюда пришел, да еще и утром? Ты смерти моей хочешь? Я верну все деньги — я ни монетки не потратил. Надо было ночью приходить… Теперь я покойник.

— Я пришел не за деньгами. Я пришел узнать, что произошло. Я вернулся в город только вчера. Итак, я задам тот же вопрос еще раз — что произошло с "Овцой и мельницей"? Что произошло с Юлом и Мартой?

Снейк вздохнул еще тяжелее, хотя это вряд ли было возможно.

— Пойдем на кухню, не нужно торчать в зале.

- …им вроде бы ничего и не надо было. Во всяком случае, вопросов никаких не задавали и денег не требовали. Меня самого там не было, но Мелт рассказывал. Они ведь всех соседей разбудили и на улицу выгнали… Ну, чтобы видели, значит. Вывели Юла и подпалили все.

— А Марта?

— А Марта там осталась. Они Юла держали, пока все не догорело, а потом горло ему перерезали… И, естественно, ни полиции, ни стражи. А наши дружинники испугались. Понимаешь, ведь одно дело грабителей погонять или вора к столбу привязать, а тут уже вроде как война. Они ведь и не таились‑то.