Серп языческой богини - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
– Здравствуй, мама! – Шепот тает. Камни остаются глухи.
Первой умерла старуха Имппа. Ушла во сне, легко, и никто не сказал бы, что смерть эта неестественна, когда б не алые пятна, высыпавшие на груди. Пятна были круглые и аккуратные, словно монеты подаренного Имппой ожерелья.
А через день смерть вошла в поселок.
По воде ступала, и серебристые рыбины всплывали кверху брюхом. Их несло к берегу, покрывая гальку гнилью. На вонь слетались вороны, кружили, но не смели прикоснуться к падали. Иссохли ели, сбросили пожухлую иглицу.
Легли и не поднялись коровы. Собаки выли, не переставая, и люди взывали к богам. Боги молчали. Собаки дохли.
Красные пятна выступили на руках Кертту, широкие, как подаренные браслеты, они зудели, ныли, и Кертту, не имея сил справиться с напастью, драла кожу.
Из-под нее лилась гнилая кровь.
Почему-то никто не посмел уйти. А Калма забрала детей. Находились те, кто говорил, что видел ее и что была она так же хороша, как в тот день, когда Илмайллине посватался к ней. Калма заглядывала в окна. Искала кого-то. Кого?
Ойва знал точно.
И однажды вышел к ней, желая обнять, но зная – не удержит. А хоть бы и так, лишь бы не мучиться. Лахья нашла его утром, лежащего во дворе, в грязи. Он улыбался и, похоже, что был счастлив.
Присев рядом с телом, Лахья коснулась уха. Зудящее пятно возникло ночью, и значит, недолго осталось ждать. День. И вечер. И еще чуть-чуть. Калма появилась на рассвете.
– Здравствуй, – сказала она, занося яркий серп. – Я пришла показать тебе свои серьги. Правда, хороши?
– Правда.
Серебряные олени и крохотные бубенчики, они остались в пещере на Калмином камне, да, видать, зря. И Лахья закрыла глаза.
Она ни о чем не жалела.
Зою перенесли в сарай.
Было странно от того, что Зоя перестала быть. Далматов говорил, что она не испытывала боли, просто перестала быть.
Раз, и все.
Быстрая смерть. Милосердная даже, но Саломее не по себе от подобного милосердия. Ее тянет в сарай, хочется убедиться, что Зоя там, что действительно мертва, пусть бы Саломея убеждалась в этом дважды, трижды…
В доме еще пахнет Зоиными духами. И дверь в ее комнату открыта. Вещи разбросаны – ждут хозяйку.
Саломея подняла лохматый свитер и аккуратно развесила на спинке стула. А вот и куртка… розовая норка… высокие сапожки мехом наружу и мехом внутрь. Нехорошо брать чужие вещи.
– Не выходи из дому! – Далматов держится в отдалении.
Он появился перед самым рассветом и сказал, что надо перенести тело. Потом сказал, что Зою снял снайпер и переносить тело опасно, но он, Далматов, надеется на удачу. Только Саломее все равно лучше не выходить из дому.
И эту фразу теперь повторяет каждые полчаса, как будто опасается, что Саломея забудет предупреждение. О нет, не забудет. В сарае ведь Зоя с дырой в голове. Разве такое забудешь?
– И к окнам не приближайся. – А это что-то новое.
Саломея приблизилась. Окно, треснутое, но затянутое толстым слоем льда. Подоконник заиндевел, и на белом полотне выделялись царапины-буквы.
Калма.
– У тебя нож есть?
Далматов протянул швейцарский ножик. Лезвие вспороло древесину, оставив светлый яркий след. А буквы потемнели. Не настолько, чтобы выглядеть древними, но надпись явно сделали не вчера и даже не позавчера.
– Кто здесь жил раньше?
– Викуша. И Родион.
– Почему здесь? – Саломея тронула острие ножа. – Там ведь есть комнаты побольше. И с целыми стеклами.
– Она так захотела.
Каприз? Или нечто иное, более глубокого свойства.
– Следующая по коридору – Таськина.
– Ты же знаешь про фотографии?
Калма. Иней плавился под пальцами, и вода подтапливала буквы.
– Зоя рассказала. Отойди от окна. Пожалуйста.
– Если Таська не любила сестру, если завидовала, то почему сожгла снимки? Это ведь шанс отомстить. Или восстановить справедливость.
Далматов пожал плечами. Он устал думать и просто сам по себе. Он почти не спит и почти не ест. Еще день-два, и он ляжет от истощения, как загнанная лошадь.
Саломея всегда жалела лошадей. А Далматова как-то не получалось.
– Откуда взялся серп? – Она села рядом, и древняя кровать прогнулась под двойным весом. Треснул матрас, просыпалась труха на пол. – Твои записи. Серп. Смерть. В разных интерпретациях. Откуда взялось?
– Она мне сказала.
– Кто?
– Смерть.
Пауза. Несколько секунд, чтобы подумать. Сейчас Далматов не врет.
– От холода люди сходят с ума. – Он снял очки и зажмурился. – Сердцебиение замедляется. Спазм капилляров. Гипоксия мозга. И как результат – галлюцинации.
– И ты видел смерть?
– Мору. Калму. Женщину в белом. Она красивая. Чем-то на тебя похожа.
Сомнительный комплимент, но Саломее приятно.
– Лисенок, вариантов два. Либо я действительно поймал глюк. Либо я действительно беседовал с… ней. И с точки зрения формальной логики первый более реален.
– Или тебе так хочется думать.
– Я вообще не могу думать. Голова постоянно болит. Не мигрень – другое. Я не боюсь умереть, чтоб ты знала. И вообще, наверное, мало чего боюсь.
– Тогда почему она?
Саломея не станет произносить это имя вслух.
– Почему бы и нет? Не так давно мы занимались ее камнями.
– Помню.
– Все еще злишься?
Давно уже нет, но ему знать незачем.
– Я бы хотел все переиграть, но вышло, как вышло. Я могу сделать тебе часы. Точная копия. У меня хорошо получается ювелирка… только яды все равно лучше. Мой психотерапевт утверждает, что я зациклен на саморазрушении.
– Ты ходишь к психотерапевту?
– Пробовал. Когда-то. Он не сказал ничего нового. Проекция подсознательного. Элементарная логическая цепочка. Кроатон – жнец душ. Жнец – серп. Серп – Морана. Морана – зима. Или как-то так. А знаешь, что на самом деле удивляет? Я не умер. Замерз, но не умер. Это – не логично.
А что логично?
Безумная любовь Родиона?
Или парень, оставленный на маяке? Или другой, чью голову подбросили?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!