Битва двух империй. 1805-1812 - Олег Соколов

Какие бы доводы и объяснения ни приводил ловкий русский офицер, император французов понимал, что активных действий «союзной» армии ему не дождаться. Поэтому, когда его генерал-адъютант Савари вспомнил о русском союзе, Наполеон воскликнул: «Не надо мне было рассчитывать на подобных союзников… Какую выгоду я получил от этого союза, если он даже не может обеспечить мне мир в Германии! Скорее, они все объединятся против меня, и, если остатки человеческих чувств не позволили им предать тут же, нечего заблуждаться: они все назначили свидание на моём гробе, но пока ещё не осмеливаются там собраться».

В начале июля всё было готово к новой переправе. В ночь с 4 на 5 июля 1809 г. французские войска форсировали Дунай, а 5 и 6 июля, в одной из крупнейших битв XIX в. — сражении при Ваграме, нанесли поражение армии эрцгерцога Карла. Участь войны была решена…

Несмотря на, мягко говоря, недоверие, которое Наполеон испытывал отныне по отношению к русско-французскому союзу, в сражении при Ваграме рядом с императором находились уже известные нам русские офицеры: Гагарин, Чернышёв, Горголи, Витте и Левенштерн. Более того, по отношению к ним ничего не изменилось, их так же везде допускали, они так же присутствовали при всех важнейших событиях, выполняя штабную работу вместе со своими новыми товарищами по оружию. От других их отличало только подчёркнутое внимание, которое им везде оказывали. После первого дня битвы при Ваграме Чернышёв остался ночевать рядом с палаткой императора, а Гагарин, Витте, Левенштерн и Горголи отправились в тыл: «Едва мы приехали в Кайзер-Эберсдорф, — вспоминал Левенштерн, — как у нас появилось всё необходимое — продовольствие, напитки, фураж в избытке. То, что мы были русскими офицерами, гарантировало нам хороший приём. Наполеон лично отдал приказы, чтобы нас снабжали всем в изобилии, а Дюроку и Савари поручили позаботиться о том, чтобы эти приказы были выполнены».

Вечером после второго победоносного дня Ваграмского сражения русские офицеры снова были вокруг императора. «Пока готовили ужин, все старались добыть бумагу, чтобы написать письма в Париж и своим родным, — рассказывает Левенштерн. — Эти письма должны были отправить с поля сражения, чтобы объявить об этой победе всем европейским дворам. Блистательному красавцу Чернышёву предназначалось отвезти новость в Санкт-Петербург».

Чем объясняется такая забота об офицерах, представляющих армию, которая в Галиции фактически саботировала боевые действия против австрийцев? Разумеется, прежде всего — политическими соображениями. Наполеон стремился показать, что союз существует, хотя сам в него уже не особенно верил. Возможно также, что император хотел в лице хотя бы некоторых представителей русской знати получить сторонников профранцузской ориентации России. Он знал, что все молодые люди, которые пьют бургундское у его палатки, являются выходцами из знатных семей, и их мнение наверняка не останется без внимания в санкт-петербургских салонах.

Без сомнения, присутствие этих людей в свите Наполеона объяснялось политическими мотивами, однако не следует забывать, что это всё-таки очень важный знак. Мы не случайно заострили внимание на, казалось бы, столь небольшом эпизоде. Если он был ничтожен для развития военных операций 1809 г., то в истории русско-французских отношений он, без сомнения, очень важен. Чернышёв, Гагарин, Витте… не просто присутствовали в Шенбруннском дворце на поле сражения при Ваграме, они фактически были допущены в генеральный штаб французской армии, где они чувствовали себя как дома. Находясь рядом с палаткой императора, в рабочих кабинетах штабных генералов, постоянно общаясь с адъютантами, высшими офицерами, они были в курсе всех событий и всех планов. Если бы Наполеон в это время замышлял хоть что-то против России, если бы в его поведении по отношению к союзнику было бы хоть что-то, кроме желания действовать с ним заодно, это тотчас же стало бы известно всем, и особенно Чернышёву. Блистательный юный офицер не только постоянно ездил повсюду с императором, но и неоднократно был приглашён к обеду и ужину, сидел за столом с Наполеоном и Бертье в узком кругу самых приближённых и самых доверенных лиц императора!

При этом Чернышёв фактически был не только светским любезником и лихим рубакой, но и проницательным не по годам разведчиком. Свои рапорты о пребывании во французском штабе писали и другие участники весёлой компании, и Наполеон, конечно, догадывался, что далеко не все русские офицеры, находящиеся в его штабе, пребывают здесь из желания помахать саблей в обществе парижской золотой молодежи. И тем не менее эти люди были допущены везде; тем самым император демонстрировал, что у него нет никаких секретов от России…

После Ваграма война продолжалась недолго. Французы двинулись по пятам отступающей австрийской армии, и в то время, когда уже начиналось новое арьергардное сражение, оно было прервано. 12 июля 1809 г. в Цнайме было подписано перемирие, и вскоре начались мирные переговоры, которые происходили в небольшом городке Альтенбург на границе Венгрии.

Для того чтобы сообщить Понятовскому о заключении перемирия, был послан офицер-ординарец Наполеона капитан Хлаповский. С паспортом, подписанным эрцгерцогом Карлом, он проехал по всей территории, занятой австрийскими войсками, и 15 июля он уже был в главной квартире эрцгерцога Фердинанда, а на следующий день — в штабе Понятовского.

Здесь, на польском театре войны, отношения между «союзниками» дошли до полного «театра абсурда». Вначале июля австрийцы отступали. Польская армия шла за ними по пятам. 14 июля утром войска Понятовского подходили к Кракову. В этот момент в польский лагерь прибыл австрийский парламентёр. От имени генерала Монде он просил у командира польского авангарда генерала Рожнецкого перемирия на 48 часов для того, чтобы эвакуировать город без ущерба для жителей. Понятовский разрешил командиру авангарда заключить подобное соглашение, но только на 12 часов.

Это произошло в 6 вечера, и, следовательно, срок перемирия истекал 15 июля в 6 утра. Однако уже на рассвете князю Понятовскому доложили, что в городе русские войска. Князь тотчас выступил во главе кавалеристского отряда и в 6 утра был у ворот Кракова. Там уже находился генерал Сивере с русским отрядом. Солдаты Сиверса преградили дорогу польским кавалеристам, тогда командир польского эскадрона Потоцкий воскликнул: «У меня приказ войти в город от имени Его Величества императора французов. Надеюсь, вы не заставите меня пустить в бой пики, чтобы проложить себе дорогу!» Сивере не стал лезть на рожон, его солдаты расступились, и польская конница вместе с князем Понятовским вступила в город, за ними шла пехота.

Каково же было удивление князя, когда он увидел, что город был наполнен русскими войсками! Оказывается, заключив перемирие с поляками, австрийцы сделали всё, чтобы поторопить русский авангард и передать ему город. Сивере со своими войсками совершил форсированный марш и пришёл в Краков раньше поляков. Понятовский видел, что в городе не только располагаются русские части, но и спокойно разгуливают вооружённые австрийцы. На площади князю преградил дорогу эскадрон русских гусар. Они стояли, повернувшись спиной к австрийцам и лицом к польскому отряду. Свидетель этого эпизода рассказывает в своём рапорте: «Князь попросил гусар дать ему проехать. Они остались неподвижными. Тогда, разозлившись, он вонзил шпоры в бока своего коня, направил его прямо на гусар. Того, кто встал у него по пути, он отшвырнул мощным ударом кулака. Проход тогда открылся при радостных восклицаниях народа».