Алхимия единорога - Антонио Родригес Хименес

То лето оказалось их последним летом.

Губы Эльвиры были такими юными и свежими, что само воспоминание о них омолаживало и прибавляло жизненных сил.

Эльвира Гарсиа училась на четвертом курсе на кафедре испанской филологии, а Родольфо был скромным архитектором и работал в мэрии в отделе градоустройства. Однажды декабрьским вечером местный поэт, профессор факультета филологии, представлял книжку своих стихов в конференц-зале Провинциального совета. Родольфо и Эльвира случайно встретились в коридоре, их представил друг другу общий знакомый: Родольфо — как друга поэта, Эльвиру — как подающую надежды прилежную студентку. Тогда Родольфо не разглядел красоты этой девушки, не заметил, насколько она моложе его, даже не помнил, о чем именно они говорили. В памяти остались только огромные зеленые глаза, пристально смотревшие на него. По окончании поэтического вечера Родольфо подошел к поэту, чтобы его поздравить, а когда вышел из зала, девушки и след простыл.

Родольфо прыгнул в машину и принялся колесить по центральным улицам, но впустую. Ему подумалось даже, что его познакомили с призраком. Но нет, он знал, что это не так! Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, он поехал домой и всю ночь не сомкнул глаз, а через несколько дней принял решение забыть Эльвиру.

Он не желал о ней вспоминать, но все же писал ей письма, не надеясь на ответ.

Я проснулся, рывком приподнявшись на кровати.

Что творилось в моей голове? Мне снились имена, снились такие подробности о людях, как будто я писал о них книгу. Кто они такие? Я видел их как в фильме, который в моей голове превращался в реальность. Эльвира, Родольфо и бесконечная череда второстепенных персонажей крутили и мяли мою память, словно соковыжималка.

Я вспотел, вымок так, будто действие моего сна происходило в пруду и я только что выбрался из воды.

Со мной что-то не так! Возможно, это были последствия вчерашней беседы за ужином. Слова Жеана и профессора Молины отдавались в моей памяти гулким эхом, меня заворожила мысль, что существует жизнь внутри жизней, что наш мозг — обиталище иных реальностей.

Меня пробрал озноб. Все построения квантовой физики разлетались вдребезги, знания становились бессильными и нечеткими, переменчивыми и непрочными, как вода, которая превращается в лед на морозе, испаряется при жаре, переходит из твердого состояния в жидкое, из жидкого в газообразное и исчезает.

Мне снились какие-то письма и ужасные истории. Я не хотел думать, не хотел видеть сны. Только жить — жить, существовать как можно дольше и при этом не стареть. Держаться любой ценой, контролировать свою память. А сны? Как подчинить себе сны, эти параллельные жизни, что растут, обособляются, внедряются в нашу жизнь? Другие измерения, тайные миры. Неужели все это существует только у нас в голове?

Я захныкал, точно ребенок. Меня начали терзать странные угрызения совести. Я чувствовал себя узником, который несет справедливую кару за преступление.

Виолета беспокойно заворочалась — похоже, ей тоже что-то снилось; Джейн забормотала. Какая тревожная ночь!

Бывают дни, когда мы просыпаемся и ощущаем себя зомби, лишенными способности рассуждать. Волшебство вещей и людей тает, как закат над горизонтом. Сперва закат — это яркое, мощное, четкое и прекрасное зрелище, но потом краски размываются и гаснут. Красное превращается в бурое, а потом быстро тает, словно мираж.

Виолета и Джейн окончательно меня разбудили.

— У меня выдалась тяжелая ночь. Но теперь мой горизонт — вы, и мне уже легче. Вы настоящие?

Девушки рассмеялись, но я продолжал настаивать:

— Ведь это не сон? Вы настоящие?

— А сам-то ты как думаешь? — спросила Виолета.

— Не знаю. Но мне только что приснилась целая история с именами, фамилиями, с разными городами, похожая на отрывок из рассказа. Посмотрите, я весь дрожу, и сердце до сих пор частит. Мне приснилось, что моя жизнь — лишь сон, что я живу в какой-то виртуальной реальности, которая мне снится.

— Понятно. Ты насмотрелся фантастики и теперь не понимаешь, что к чему.

— Да нет, дело не в этом.

— Хочешь сказать, что сейчас находишься в виртуальной реальности, а во сне разглядел свою настоящую жизнь?

— Не совсем так. Но тут поневоле задумаешься. Я живу странной жизнью: ищу бессмертие, словно кладоискатель, сплю с двумя прекраснейшими на свете женщинами и трачу все силы на то, чтобы встретиться с неким человеком.

— Это и есть твоя реальность. Другой не существует.

— Каждый человек — творец собственной реальности.

— Тебе нужно еще поспать, ты заговариваешься. На-ка, выпей…

Виолета достала бутылочку с эликсиром.

— Нет! Я слишком часто принимаю это зелье. Кто поручится, что это не галлюциногенный состав?

— Теперь ты бредишь. Тебе нужна помощь. — Виолета поднесла эликсир к моим губам.

Я резко отмахнулся, и бутылочка упала на пол.

Я был рассержен и подавлен. Моя реальность вдруг перестала меня удовлетворять. Я не желал мириться с настоящим в ожидании чего-то иного, лучшего.

Виолета и Джейн покинули комнату. Они не произнесли ни слова — просто ушли. И у меня сразу разболелись пальцы, заныла спина.

В спальне было холодно. Я вдохнул запах собственного пота и почувствовал, что остался один, совсем один.

День, проведенный порознь, был тягостным для каждого из нас. Виолета и Джейн то ли сердились на меня, то ли просто занимались своими делами, потому что время от времени в доме раздавался приглушенный шум. Рутина обволакивала нас троих гигантским одеялом, в перспективе маячила картина скучного супружества. Что-то в этом роде должно было произойти, и виноват во всем был я один.

Я должен был во что бы то ни стало вырваться из Праги, чтобы разомкнуть порочный круг накатившего на меня одиночества. Я должен был поговорить с невидимкой Фламелем. Только он мог мне помочь, он был единственным человеком в мире, способным пролить луч света на мою смутную жизнь.

Жизнь эта осложнилась в тот миг, когда я начал сомневаться в ее реальности, и мне было непросто уложить в голове последние события: встречу с Жеаном, добрейшим стариком, именовавшим себя человеком иной эпохи, но в то же время пропитанным духом современности; встречу с профессором, большим знатоком Ортеги-и-Гассета, говорившим о гуманизме и о новых технологиях. Мне бы хотелось побеседовать с профессором с глазу на глаз. А тут еще странный сон, Джейн с Виолетой, которые целый день не обращали на меня внимания, — все это не давало мне покоя.

Вместо волшебного эликсира я принял таблетку аспирина. У меня болел живот, голова отказывалась работать. Время от времени проскальзывала какая-нибудь идея, однако мысли были слишком спутанными.

* * *

В тот день, 31 октября, на улице было отнюдь не жарко, но все-таки я принял холодный душ — такой, что заныли кости. Потом оделся и вышел на улицу, пытаясь хоть как-то развеяться.