Гипноз. Скрытые глубины. История открытия и применения - Робин Уотерфилд

Фактически именно благотворное влияние месмерической анестезии ускорило введение химических технологий в хирургию, потому что причинение боли во время операции перестало рассматриваться как неизбежное, необходимое зло. Но усилиям медицинской науки препятствовала сравнительная неэффективность имеющихся химических средств. Окись азота, например, могла притуплять боль или отвлекать пациента, однако не могла вызвать полную бессознательность, если, конечно, не брать опасные количества. Но затем в 1846 году в Бостоне были открыты анестезирующие свойства эфира. «Джентльмены, — сказал Роберт Листон, первый британский хирург, применивший эфир 21 декабря 1846 года, — хитрость янки бьет французский трюк!» Увидев в этом скрытый намек на месмеризм, английская медицинская пресса подчеркивала контраст реальности провозглашенного открытия и ложности заявлений месмеризма. Кроме риторики доктора вскоре обнаружили практическую выгоду эфира в сравнении с месмеризмом. Тогда как месмерическая анестезия действовала случайным образом, эфир действовал на каждого пациента, и, кроме того, месмеристу требовалось несколько дней для подготовки пациента к достаточно глубокому трансу, а эфир вызывал наркоз за несколько секунд. Эти преимущества, по мнению докторов, перевешивали и тот факт, что вначале эфир убивал некоторых пациентов и были необходимы практика и навыки в прописи его в правильных дозах. Многие пациенты находились скорее в состоянии, близком к опьянению, а не в бессознательном. Но, подгоняемые официальной враждебностью к месмеризму, химические анестезиологи быстро взяли верх и вынули бриллиант из короны месмеризма.

Презрение, с которым медицинская бюрократия относилась к месмеризму после Эллиотсона, создавало проблему, когда все последующие работы в этой области объявлялись шарлатанством и эксцентричностью. Так, к несчастью, случилось и с теорией Джеймса Брейда (1795–1860) — ибо он заложил основы научного подхода в изучении гипнотизма, свободного от грандиозных метафизических схем животного магнетизма. Однако у своих товарищей по медицине Брейд заслужил обычное ехидное отношение, выражавшееся в отклонении статей, скрытом и открытом критицизме.

Он был шотландцем, родился в Файфе и получил степень доктора медицины в Эдинбурге. 13 ноября 1841 года, проживая в Манчестере, он видел представление Шарля де Лафонтена. Придя из чистого любопытства, Брейд был уверен, что это будет сплошная чепуха, и действительно долго ругался после шоу. Когда де Лафонтен пригласил его вместе со скептически настроенными приятелями из медицинских кругов испытать сомнамбулу, Брейд откликнулся, думая, что найдет там стоящий объект для исследования. Он был из тех провинциальных ученых, который не давал влиять на свою работу капризам лондонских бюрократов. Презираемый как Эллиотсоном (который упрямо навязывал ему магнетические, физикалистские взгляды, называя его «самым напыщенным и тщеславным механицистом»), так и Уэйкли из «Ланцета», он использовал для публикаций своих результатов страницы «Медикал Таймс». При экспериментировании Брейд быстро обнаружил, что может воспроизвести все феномены месмеризма у своих объектов, просто давая им фиксировать свой взгляд на каком-нибудь предмете. Одним из первых предметов стала пробка от винной бутылки с блестящей металлической макушкой; обычно же он прибегал к пеналу из-под ланцета.

Магнетический месмеризм выдержал во Франции нападки и контрдоводы Фарии и Бертрана, однако завершающий удар должен был нанести Брейд. Он демонстрировал раз за разом, что простая фиксация взгляда на маленьком блестящем предмете может вызвать состояние, известное прежде как месмерический сомнамбулизм, которое он, однако, предпочитал называть «гипнотизмом». Пассы руками были абсолютно не обязательны (хотя иногда Брейд при случае производил их, чтобы вызвать у пациента доверие), не применялось ничего, даже близко напоминающего флюид, и фактически каждый мог бы загипнотизировать сам себя, как утверждал Брейд, уставившись на описанный предмет. В своей книге 1843 года «Нейрипнология» он перечисляет и описывает исцеления, вызванные посредством гипноза и совпадавшие с успешными результатами месмеризма. Таким образом, Брейд пришел к пониманию того, что месмеристы просто спотыкаются на пути к чему-то гораздо более существенному.

Почему Брейду удалось то, что не удавалось Фарии и Бертрану? Просто потому, что он был самым что ни на есть педантичным медиком, а не актером. Ясно излагающий мысли, трезвый и осторожный, когда дело касалось паранормальных и экзотических феноменов, он, по-видимому, их просто не обнаружил или приписывал гиперестезии. Более того (хотя в этом отношении я не могу сказать, чтобы он отличался от Бертрана), Брейд основывал свои взгляды на наблюдениях и экспериментах, а не на предвзятых теориях. На самом деле он был несколько склонен к форме механического материализма и сначала приписывал исцеления, которые он получал под гипнозом, изменениям в кровообращении, производимым во время глубокого транса. Позднее он, однако, подошел к признанию того, что концентрированное внимание и воображение играют некоторую роль при лечении, так же как и внушение. Брейд взорвал миф, будто объект под гипнозом может преступить свой моральный кодекс, и, если бы его кто-нибудь услышал, женским страхам изнасилования пришел бы конец. В любом случае, многие пятна были сняты с месмеризма при превращении в гипнотизм. В гипнотизме не требовалось никакой близости к месмеристу, пассы с их неизменным сексуальным подтекстом больше не требовались, и теория эманаций, переходящих будто бы при помощи силы воли от одного человека к другому, стала излишней.

Более поздние и психологически ориентированные писания Брейда предвосхитили многие психотерапевтические работы конца девятнадцатого столетия. Все эти различные процедуры введения в транс предназначаются, по его мнению, только для того, чтобы вызвать состояние сосредоточенности ума на чем-то одном, а все остальное предать забвению. В свои более поздние лета он обнаружил, что он может вызывать фиксацию всего лишь посредством разговора со своим объектом и может столь же хорошо гипнотизировать как слепых, как и зрячих. Таким образом, он полностью отрекся от своих более ранних физиологических теорий, согласно которым именно фиксация взгляда воздействовала на ток крови в глазу, а через него уже на все остальное тело, и вводила, по сути, в состояние наркотического опьянения.

Доказывая, что загипнотизированный объект держит в уме только одну идею и исключает остальные, — для чего он отчеканил специальный термин «моноидеизм», — Брейд считал возможным лечить известные случаи мономании и истерии путем замещения идеи, от фиксации которой испытуемый страдает, на другую, более жизнеутверждающую идею. Сегодня мы называем это словом «рефрейминг». Ум, доказывает Брейд, очевидно оказывает воздействие на тело. Если желудочный сок выделяется при одной мысли о пище, то почему, спрашивается, мы не способны на нечто большее?

Коль скоро нет сомнений, что душа и тело взаимодействуют и реагируют друг на друга, то, добиваясь любым способом интенсификации психической деятельности, мы, следовательно, тем самым достигаем в какой-то степени и более сильного контроля над физическими действиями. Ведь именно это и делают мои процессы — они не создают новых способностей, но дают нам больший контроль над естественными функциями, чем те, которыми мы обладаем в обычном, бодрствующем состоянии.