Компаньонка - Лора Мориарти

– В доме будет больше людей – это неплохо, – Кора опустила голову и потерла шею – затекла в поезде. – Я тут подумала… хорошо бы нам почаще приглашать гостей, – она сделала паузу, – например, Реймонда… к обеду… иногда.

Алан воззрился на нее. Кора ответила на его взгляд. Нет, это не сделка. Оба понимали, что торговаться ей незачем. Она уже взяла верх. Но теперь она хотела, чтобы он понял: то счастье, которое она может извлечь из нового положения дел, на пользу и ему. И правда, если все будет так, как она хочет, почему бы и не пригласить Реймонда в гости? Они с Аланом продолжают видеться уже двадцать лет, страшно рискуя при каждом тайном свидании. Их письма и подарки причинили ей столько боли. Но теперь Кора была спокойна и не хотела вредить или мешать им. Ведь и она решилась рискнуть своей честью и даже свободой, чтоб хотя бы выяснить, смогут ли они с Йозефом любить друг друга. И тогда выходило, что ее любовь к Йозефу такая же, как у Алана к Реймонду: ее не забудешь, не обманешь. То, что раньше злило и отвращало Кору, теперь наполняло сочувствием, даже восхищением. Кора только надеялась, что и ей, как Алану, удастся избегнуть опасности.

Алан побарабанил пальцами по промокашке и сощурился:

– И ты объявишь всем, что ты немка? Ты правда немка? Ты выяснила? Узнала что-нибудь о своих родителях?

– Ничего важного, – пожала плечами она. – Ну, скажем, мой отец был немец, мать тоже. Она умерла в Нью-Йорке родами. Но они состояли в браке, я была законным ребенком. – Она невозмутимо глядела на Алана. Если уж выдумывать историю, почему бы не выдумать такую, которая все упростит, не только для нее, но и для Йозефа и Греты, да и Говарду и Эрлу не доставит затруднений? – Пусть, скажем, когда я была младенцем, меня оставили под опекой родственника, а старшего брата отец забрал назад в Германию. А перед войной Йозеф снова приехал сюда, и я нашла его в Нью-Йорке.

Она следила за лицом Алана. Он явно вертел эту историю в голове так и сяк, перетряхивал на предмет ошибок и неточностей. Если что-нибудь не складывается, он сразу сообразит: хороший адвокат, искусный лжец.

– Ну а почему ты оказалась у Кауфманов? Как ты это объяснишь?

– Нью-йоркский родственник умер, я приехала в Канзас на сиротском поезде, – она вздохнула. – Пусть говорят что хотят, у меня есть заботы поважнее.

Алан прикрыл глаза.

– Да уж.

Он был поражен, даже рот приоткрыл, и смотрел на Кору, словно не узнавал. Она его понимала. Алану приходилось так тщательно планировать и рассчитывать свою жизнь, чтоб сохранить тайну и выжить; каждый аргумент, каждое суждение он скрупулезно готовил заранее. А теперь она огорошила его: у нее, оказывается, есть собственные планы и желания. Надо еще привыкнуть к этому, осознать, что бунт жены ему не приснился. И все-таки у нее получилось, они поняли друг друга; или хотя бы сделали первый шаг. Кора заставила бы Алана помочь, если надо, но ей хотелось сохранить его любовь. Она молчала, но старалась взглядом дать ему это понять. Она старалась больше не улыбаться – а то снова хлопнет ладонью по столу. Но она была так счастлива видеть его; так счастлива снова оказаться дома.

Через неделю Йозеф уже работал в «Лампах Коулмена» (бывший клиент Алана, которому он замолвил за Йозефа словечко). Смена начиналась задолго до рассвета, поэтому сырым теплым утром в начале сентября, когда Грета впервые пошла в школу, повела ее Кора. Купила ей хорошенькое голубое платье в «Иннез», вымыла и расчесала светлые волосы. Школа тебе понравится, сказала Кора Грете, учителя тебя полюбят и в классе будет много хороших девочек. «А на нехороших не обращай внимания», – добавила Кора. Грета подняла на нее грустные глаза, и Кора пожалела, что зря напугала ребенка. В конце концов, Грета в своем новом платьице, наверное, не покажется в школе чужой. Да, она робкая и неуверенная, зато нет акцента, и даже если другие родители слышали, что ее отец немец и она только что приехала из Нью-Йорка, вполне возможно, никто и внимания не обратит. Взгляды теперь шире, чем во времена Кориного детства, а Уичита – крупный город, люди часто приезжают и уезжают. Вполне возможно, что Грета заведет подруг. А если и не заведет, у нее и так все будет в порядке. В конце концов, она пережила смерть матери и годы в приюте. Если дети будут ее сторониться, Грета с этим справится, как когда-то справилась Кора. И все-таки, когда они пришли на школьный двор, где уже, хохоча, носились дети, и молодая учительница Греты помахала им рукой, сердце екнуло. Странно; она не беспокоилась так за Говарда и Эрла, даже когда они были маленькие. Может, про своих мальчиков она точно знала, что они справятся: они всю жизнь спокойно прожили дома, да и друг друга, если что, поддержат. А Грета еще такая худенькая и беззащитная. Может быть, Кауфманы чувствовали что-то похожее и потому так старались.

– А папа за мной придет? – спросила Грета. – А когда?

Кора поняла, что девочка беспокоится, присела рядом с ней и улыбнулась:

– Папа сегодня работает до пяти часов. К этому времени ты будешь дома. Мы все вместе поужинаем. Дядя Алан купит тебе специальный вкусный десерт – за храбрость. А я ровно в три часа, когда уроки закончатся, встречу тебя здесь. Если хочешь, по дороге домой зайдем выпить лимонада, и ты мне расскажешь, как все прошло.

Она поцеловала горячую Гретину макушку и подтолкнула девочку к воротам. Сделала все, что могла. Нет смысла убеждать Грету, что у нее будет отличный денек, или, наоборот, готовить к трудностям; неизвестно, что ждет впереди. Кора могла только пообещать прийти в три, если надо – утешить, вместе порадоваться или придумать, как помочь; отвести домой за руку.

В конце октября, в первую холодную ночь, в Корину комнату вошел Йозеф. Тихо постучался и, ничего не говоря, посмотрел на нее со значением. Кора не спала, ворочалась в кровати; он взял ее за руку, и она потянула его к себе. Йозеф уже платил Алану за комнаты, взял на себя часть домашних расходов. Конечно, по сравнению с Аланом он получал гроши, и без его вклада вполне можно было бы обойтись. Но он даже не дотрагивался до Коры, пока у него не появились деньги. И вот теперь, когда он к ней пришел, она успокоилась – и пришла в восторг: теперь она знала, что он здесь лишь потому, что на самом деле ее хочет. И она хотела его так же искренне и безоглядно. Им ничего не нужно было друг от друга: ни детей, ни защиты, ни общественного положения. То, что происходило между ними, никого другого не касалось. Никто об этом и не знал – кроме Алана и, может быть, Реймонда.

Все же ее иногда поражало собственное безрассудство. Иногда она волновалась – а ну как их раскроют, или вдруг они с Йозефом разлюбят друг друга, или Грета разлюбит ее, или Алан откажется вести такую жизнь.

Но все шло хорошо. Никто в городе ничего не подозревал. Только Виола Хэммонд упрекнула Кору: зачем скрывала, что родилась в Нью-Йорке? – и похвалила за богоугодную помощь маленькой племяннице. Алан стал лучше относиться к Йозефу, когда Йозеф починил двигатель автомобиля и прекратилось угрожающее «тах-тах», а уж когда Реймонд наконец принял одно из многочисленных Кориных приглашений на ужин, Алан совсем повеселел. Реймонд, к этому времени совсем уже не рыжий, поначалу держался настороженно, особенно с Корой. Зато он отлично поладил с Гретой, и у них постепенно установился вечерний ритуал: летом Алан и впрямь купил радио, и после ужина они шли в гостиную и слушали какую-нибудь радиопостановку или просто музыку. Кора заметила, что Алан и Реймонд редко смотрят друг на друга и не обращаются друг к другу напрямую, и решила перенять эту отточенную стратегию, которая могла пригодиться с Йозефом. Если она танцевала, то только с Аланом – с Йозефом никогда (с Реймондом тоже – как бы по молчаливому уговору). Они играли роли даже дома, чтоб не смущать Грету. Коре довольно было, что Йозеф рядом, что она слышит его голос, даже не глядя на него.