Семь-три. Оператор - Валентина Седлова

— Ой, что-то горелым потянуло… Слушай, у тебя что-то из кастрюли наружу лезет!

Лесничий опрометью метнулся в сторону плиты, а Кристина едва не согнулась пополам от рвущегося наружу смеха. Сработало! И ничего, что первым был Карлсон с его знаменитым «А у вас молоко сбежало», у нее тоже неплохо получилось.

Лесничий обозрев плиту и поняв, что его форменно надули, укоризненно покачал головой, чем спровоцировал очередной приступ хохота у своей подруги. Тогда в отместку он обмакнул палец в открытую пачку сметаны и мазнул им по носу Кристины. Она недоуменно скосила глаза на кончик носа и попыталась слизнуть белую массу языком, что у нее, естественно, не вышло. Зато теперь от души смеялся Иван. Когда и в третий, и в четвертый раз упрямая сметана не спрыгнула на язык, он, по-своему расценив упорство Кристины, сам вылизал ее лицо, изображая из себя не то сенбернара, не то экранную Лесси. Потом просительно сложил руки на манер собачьих лап и тоненько заскулил, упрашивая… умоляя…

— Нет, даже и не думай! Иначе мы с тобой рискуем обнаружить себя часа за два до Нового года в постели, с неготовым праздничным столом и без одежды. Прецеденты уже имеются, и неоднократные.

— Хм, а я бы был не против…

— Я в курсе, мама писала.

— Мудрая у тебя мама. И часто она тебе пишет?

— Часто. Мама пишет, папа звонит, дедушка телеграммы отбивает.

— Дружная семья, однако!

— Все, отстань от меня, коварный соблазнитель! А то запрусь в комнате, чтобы тебя своим видом не смущать.

— Что, даже и чаю не попьешь?

— Вот это — дудки! Ничего, еще пять минут меня потерпишь, как миленький! Или, если хочешь, можешь кружку с чаем в комнату принести. Я его и там нормально попью в тихом одиночестве без всяких коварных мужчинок с шаловливыми ручонками и шустрым языком.

— Что ж за судьба такая… Все, я жестоко обижен и посему ухожу в монастырь по состоянию здоровья.

— В женский?

— Само собой. Отцом-настоятелем. Меня там любить будут, холить и лелеять. Не то, что некоторые, которые чуть что, так сразу «руки убери»! «Оставь меня в покое»!

— Ну ты повыступай еще, повозмущайся!

— И что будет?

— Без подарка останешься. Не придет к тебе Дед Мороз.

— Все понял. Ввиду насущной угрозы лишения себя, любимого, подарков, и под воздействием низкого шантажа, вынужден принять решение о временном раздельном времяпрепровождении с гражданкой Кристиной. Обязательства считаю принятыми на себя вплоть до наступления следующего года, а именно до двенадцати ноль-ноль, отбитых курантами Спасской башни. В случае, если же означенная гражданка сама соизволит спровоцировать меня на действия определенного характера, за себя не ручаюсь, и за последствия не отвечаю!

— Ой, наговорил! Ой, напугал!

— А что, мы такие! Мы можем! Мы вообще ого-го-го!

После столь веселого завтрака, Кристина отправилась наводить уют и чистоту по всей квартире. Встречать Новый год с пылью в углах или немытой сантехникой — на ее взгляд это было самое страшное кощунство. Ведь говорят, как встретишь — так и проведешь, а прожить целый год в пыли и грязи, это же просто ужас! Пускай все это суеверия, как кричит Ленка, вполне способная оставаться счастливой даже среди немытых окон и разбросанных вещей, но у нее, Кристины, на этот счет свое мнение. Свой пунктик.

Так что последующие четыре часа она драила и вылизывала каждый квадратный метр своей территории, пока та не заблестела и не засияла. Переливалась всеми цветами радуги отмытая с нашатырем люстра, матово сверкал свеженанесенной политурой стол, а уж на полу точно не осталось ни единой соринки или пылинки.

Чуть-чуть передохнув, Кристина отправилась на кухню, посмотреть, как там дела у Лесничего. Запах готовящихся яств сводил ее с ума, и если бы не плотный и питательный завтрак, желудок уже точно бы вовсю издавал неприличные рулады.

Иван сидел за столом, опершись лбом на сложенные руки, и дожидался, когда дойдет второе. Он решил приготовить мясо с хреном в винном соусе, но не учел, что придется постоянно следить за количеством жидкости в кастрюле. Перельешь — мясо будет вареным, а не тушеным. Недольешь — все безжалостно пригорит. Судя по книге, до конца готовки оставалось еще минут сорок, а потом — конец всем мучениям. Салаты уже порезаны, осталось только заправить их перед подачей на стол. Колбасы и сыры уже лежат в менажницах на прохладном подоконнике, прикрытые тонкой воздухонепроницаемой пленкой, чтобы не заветрились. Шампанское остужается в холодильнике. Ну не молодец ли он, а?!

Последний раз с таким удовольствием Иван готовил только на серебряной свадьбе родителей. Боже мой, как давно это было! Они с отцом решили, что возьмут на себя все нелегкие хлопоты по хозяйству, чтобы у мамы был настоящий праздник. Конечно же, Иван сразу же нашел повод выставить отца за дверь кухни, чтобы тот тоже не устал от хлопот в такой знаменательный день. А потом, зарывшись по уши в мамины книги по готовке, жарил мясо по-французски и варил картофель в молоке. Ольга запросто отдала бразды правления в его руки, довольствуясь скромной ролью поваренка. Как же они тогда смеялись, шутили… И как были рады родители! Серебряная свадьба вышла, что надо!

— Ну что, как дела, отец-настоятель?

— Печально, дочь моя, ибо не могу оставить я пост свой, как велит мне то моя леность природная, вследствие необходимости тщательно следить за процессом пищи приготовления, ибо грозит иначе нам страшная участь утешаться в день новогодний исключительно холодными блюдами.

— Вот завернул! А когда ты «пост свой» соизволишь-таки покинуть, у нас для вечера все будет готово?

— В принципе, все. Можно будет пойти и немножко вздремнуть, силы восстановить.

— Поддерживается. Но только в части «вздремнуть и силы восстановить». Без всяких там дальнейших поползновений, а то так и проваляемся.

— Как вы могли, сударыня, так низко обо мне подумать! Я совершенно безобиден и духом тверд! Положите меня среди девственниц, ни одна не утратит своей природной чистоты и непорочности в моих объятьях!

— Ты себя еще в импотенты запиши, борец за чистоту рядов!

— Но-но, я попросил бы без инсинуаций! Ой, слушай, ну я же бестолочь!

— Даже не сомневалась в этом.

— Эй, ты потише. Когда я себя критикую — это самокритика, а когда ты меня — это критиканство.

— Ладно, не цепляйся к словам, зануда. Так в чем там у тебя заминка?

— Представляешь, совершенно забыл про хлеб. А в хлебнице у нас одни горбушки, да и те черствые.

— Ну и в чем проблема? Я сейчас сбегаю, куплю. Булочная в соседнем доме, я за десять минут туда — обратно обернусь.

— А может, все же я пойду? А ты за мясом последишь.

— Не, не пойдет. У тебя там что-нибудь пригорит, а ты все на меня свалишь. Сам взялся — сам и заканчивай. А я хоть проветрюсь слегка, а то меня от запаха всей этой бытовой химии уже из стороны в сторону шатает. Нанюхалась. Сплошное вредное производство, а не домашнее хозяйство.