Эдинбург. История города - Майкл Фрай

По мере того как закон Шотландии начал играть главную роль в жизни столицы, профессия юриста также вышла на первый план. Здесь профессионалы в различных областях составляли, как нигде в Шотландии, большинство населения города. Записи о взимании подушного налога в 1693 году показали, что в Эдинбурге на тот момент проживали более 500 граждан различных профессий; тот же источник упоминает более 400 купцов — вот одно из свидетельств того, что это занятие уже пришло в относительный упадок. Среди людей различных профессий юристы составляли большинство — это 179 стряпчих и 36 адвокатов. Эти цифры кажутся непропорционально большими, если иметь в виду собственные нужды города, однако они отражают особый статус Эдинбурга как столицы и местоположения правительства.[198]

* * *

Прогресс, достигнутый за то же время медициной, был не столь значителен. Документы о сборе подушного налога показали наличие 33 докторов медицины (все они получили свои степени за рубежом), 23 хирургов и 19 аптекарей. Последние две группы составляли часть ремесленной корпорации, хранившей свои традиции в том, что касалось связей с городским советом, в котором заседал ее глава. Однако хирурги в будущем надеялись стать ученым обществом. Тогда они основали учреждение, которое, согласно грамоте, выданной в 1697 году, стало Королевским хирургическим колледжем. Они построили сохранившийся до сих пор Дворец хирургов. В нем хранилась библиотека медицинской литературы, хорошо укомплектованная современными трудами по медицине, выписанными из Европы. Там также располагался анатомический театр — еще один инструмент повышения квалификации. Для него требовался источник трупов; разрешение на использование тел в этих целях мог дать только городской совет. В 1705 году хирурги попытались сдвинуть дело с мертвой точки, назначив одного из членов своей корпорации, Роберта Элиота, общественным патологоанатомом и поручив ему обучение студентов на материале вскрытий. Городской совет ответил на просьбу о поддержке корпорации в этом деликатном деле, назначив Элиота профессором анатомии. Одним непредвиденным последствием этого хирурги были обязаны предприимчивости горожан. В 1711 году городской совет признал преступлением выкапывание из могил свежих трупов и продажу их хирургам по 40 шиллингов за штуку. Для тех, кто был еще жив, при Дворце хирургов был открыт массажный салон. В 1723 году Джона Валентина и его дочь назовут общественными «натирателем и натирательницей».[199]

Стремясь завоевать в городе более высокое положение, хирурги также столкнулись с конкуренцией Королевского колледжа терапевтов, основанного в 1681 году. Это было детище Роберта Сибболда, выдающегося человека, к которому, среди прочих, обращался за консультацией сам Карл II. Выбирая себе занятие, Сибболд искал противоядия от волнений того времени: «Я заметил, что никому не удавалось быть священнослужителем и не участвовать в интригах. Мне была больше по душе спокойная жизнь, в которой не приходилось бы участвовать в интригах, будь то церковных или политических. Я остановился на изучении медицины, где, как я полагал, я не буду принадлежать ни к какой партии и смогу принести пользу моему поколению».[200]

Зачем было проводить границу между хирургами и терапевтами? В ту эпоху работа хирурга состояла в кровавом, насильственном вмешательстве в устройство человеческого организма, в то время как деятельность терапевта заключалась в применении наружных лекарственных средств, всевозможных снадобий или, что более вероятно в XVIII веке, целебных трав. Для того суеверного времени последнее делало ремесло врача-терапевта слишком похожим на колдовство, и Сибболду представлялось необходимым подвести под него менее сомнительный фундамент. По всей Шотландии встречались лекарственные травы, которым местные жители приписывали те или иные целительные силы. Одна из целей Сибболда состояла в том, чтобы найти место, где он мог бы культивировать и испытывать их. По его словам, «здесь, в моем эдинбургском обиталище, я решил изучить естественную историю этой страны, поскольку в Париже я усвоил, что самый простой метод лечения и есть самый лучший, а эти [растения], которые произрастают в нашей стране, наиболее удачно соответствуют нашему темпераменту и лучше всего нам подходят». На части угодий у Холируда он основал то, чему в 1677 году суждено было стать Королевским ботаническим садом Эдинбурга. Оттуда сад был перемещен на участок, где впоследствии расположилась одиннадцатая платформа вокзала Уэверли (теперь это место отмечено памятной доской), и, наконец, в Инверлит.

В-третьих, Сибболд решил начать преподавать медицину в университете Эдинбурга. Он планировал сделать университет тем местом, где будущие врачи-терапевты могли бы получать образование, а Королевский колледж — учреждением, которое занималось бы лицензированием специалистов. Это была здравая идея, не в последнюю очередь потому, что таким образом университет, после столетней работы на удовлетворение лишь местных нужд по обучению студентов гуманитарным наукам и богословию, обретал новую жизнь. В 1685 году Сибболд получил место одного из трех профессоров медицины, вместе с Джеймсом Холкетом и Арчибальдом Питкэрном. Холкет был хирургом-акушером, получившим образование в Голландии, в Лейдене. Там же учился и Питкэрн. Его диссертация о кровообращении была оценена так высоко, что в 1692 году ему даже предложили кафедру. Однако Питкэрн предпочел Эдинбург. Кроме его вклада в науку, он также был деятельным и щедрым врачом. Его хирургический кабинет находился на Лаунмаркете в подвале, таком темном, что про него говорили не «Иду к доктору на осмотр», а «Иду к доктору на ощуп»; Питкэрн развлекал своих пациентов антипресвитерианскими анекдотами. По соглашению с городским советом он лечил бедных бесплатно и, если они умирали, получал для исследований их трупы. Между тем, однако, первые три кафедры медицины в Эдинбурге были чисто номинальными. Сибболду не удалось наладить обучение медицине. Голландские университеты оставались слишком знаменитыми для того, чтобы с ними могли состязаться университеты Шотландии. Но, по крайней мере, теперь на это появилась надежда.[201]

* * *

На тот момент наибольшего прогресса в том, что касается науки, Шотландия добилась в математике. Джеймс Грегори принял первую кафедру математики в Эдинбурге в 1674 году. До того он провел девять лет в университете Падуи, где ему довелось беседовать с бывшими учениками самого Галилео Галилея. В фундаментальной отрасли этой дисциплины, дифференциальном исчислении, Грегори был одним из трех европейцев, трудившихся на ее переднем крае; двумя другими были Готтфрид фон Лейбниц в Ганновере и сэр Исаак Ньютон в Кембридже. В то время еще не существовало конференций и научных журналов для публикации результатов изысканий. Трое ученых делились достижениями друг с другом в ходе личной переписки, что имело свои недостатки: они могли быть и неискренни в своих письмах, либо из-за неуверенности, либо по другим причинам. Грегори сообщил Лейбницу и Ньютону, что первым решил задачу Кеплера о том, как определить положение планеты на орбите в любой момент времени. Но он не хотел распространяться о том, в чем, как он подозревал, Ньютон его предвосхитил, даже если речь шла, ни много ни мало, об эпохальном труде «Principia Mathematica». Щепетильность ученых того времени тем не менее не могла противостоять революции в науке, кульминацией которой явилось открытие Ньютоном гравитации. Это открытие доказало, что природа подчиняется определенным законам. Одним из первых мест, до которых докатилась волна революционных изменений, был Эдинбург.