Принцесса и Ястреб - Ева Миллс

Он поддразнивал меня беззлобно, и я смущенно улыбнулась, признавая его правоту. Кому-то не хватало йоги и салона красоты, я же тосковала по времени, когда могла оказаться за прилавком среди своих книг.

– Дело ведь не в прибыли? Насколько я понимаю, вы с Джудом неплохо наладили онлайн-продажи?

Дело было не в прибыли. Мы, как и многие, сориентировавшись в ситуации, успешно перешли на удаленную работу. Я вела блог магазина, отвечая за общение, активность и рекламу, Джуд заведовал сайтом и доставкой. Мы справлялись, но мысль, что, возможно, теперь так будет всегда, вгоняла меня в панику. Мне нужен мой кабинет, мои ровные стеллажи с успокаивающими корешками, кофемашина и полосатое кресло, возможность уезжать из дома и возвращаться к вечеру уставшей и довольной и повод нацепить белую юбку, в конце-то концов!

– Эй, mi tontilla, не вздумай грустить. Дай месяц-другой и все вернется на круги своя и ты опять будешь пропадать на своей работе, пока мы будем гулять с собаками на пляже.

– А ты все никак не можешь не поддразнить, да? Я слышала, некоторые люди относятся к своим партнерам с уважением.

– Я очень тебя уважаю, любовь моя, я бы никогда не женился на женщине, которую не уважаю. Ты сомневаешься?

– Нет. Конечно, нет. Просто иногда мне хочется, чтобы ты был более серьезным, что ли… Говорил мне, как я прекрасна и как ты мной восхищаешься…

– А ты бы в это время болтала ногами на моей шее и показывала, куда поворачивать?

Я рассмеялась.

– Ну как-то так, да.

– Дорогая. – Хавьер сделал очень серьезное напыщенное лицо. – Не соблаговолите ли вы мне подать свою руку и проследовать в опочивальню, дабы я мог со всем уважением отшлепать вас по восхитительной заднице и тем самым доказать мою безграничную любовь?

Я согнула локоть и присела в церемонном реверансе:

– А шлепать-то сразу зачем?

– Ну, я тут прочитал в одном эротическом романе, что некоторым женщинам это нравится, и мне не терпится проверить достоверность сведений на практике…

И мы проследовали в спальню и погасили свет.

Валет пик

Марк боялся к ней подходить.

Умом понимал, что ее нужно тормошить, не оставлять в покое, злить – хотя бы злить! – но каждый раз, глядя в отстраненные, повернутые внутрь себя глаза, сдавался и сдавал назад.

Ей надо дать время прийти в себя. Она пережила несчастье. Он своими вопросами сделает только хуже. Надо позволить ей побыть одной.

И он малодушно давал себе еще день отсрочки, трусливо разрешал себе поверить ее равнодушным фразам о том, что нет, спасибо, Марк, мне не нужна помощь, не нужно поговорить, у меня все хорошо, просто оставь меня в покое и уйди.

Он сбегал к Колину, зарывался по уши в дела, требовал больше и больше работы, тащил ее домой, работал по ночам. Шелена скоро снова стала выглядеть как обычно, спускалась в гостиную, готовила, ела, расспрашивала его о том, что происходит во дворце и через месяц он уже и сам верил, что с ней все нормально. Да, беды случаются, это жизнь, но надо не зацикливаться и идти дальше, у нее получилось, он всегда знал, что она сильная. Ну и что, что она не выходит из дома, ни с кем не видится и кажется, не проявляет никакого интереса к работе. Не все же сразу, верно? Она идет на поправку и славно.

Однажды он вернулся раньше в хорошем настроении и с бутылкой вина – переговоры с Соколами увенчались успехом, контракт, над заковыристыми формулами которого они с Колином бились не одну ночь, был таким, что сковал еще ни о чем не подозревающего Арлана по рукам и ногам и, упиваясь пьянящим чувством победы, Марк пузырился от восторга.

Шелены внизу не было, но он, не думая ни о чем таком, поднялся, постучал в комнату.

– Шел! Шелли! Выходи, у меня отличные новости!

Ответа не было и он, немного тревожась – вдруг грустит или плачет – открыл дверь. Внутри было пусто и, проваливаясь в потустороннее чувство промозглого страха, он побежал вниз:

– Шелена! Черт подери, Шелена!

Потайная дверь мягко отъехала в сторону, и она вышла. Безумное чувство облегчения накатило и тут же сменилось подозрением:

– Какого хуя ты там делала? – излишне грубо спросил он и она, замявшись на мгновение, ответила:

– Просто смотрела, думала, не пора ли вернуться к работе.

Она так и не научилась врать. Всегда упрямая и честная, она не боялась никого настолько, чтобы не говорить правду и сейчас ложь считывалась в движениях ее рук, дернувшейся щеке, застекленевшем взгляде.

– Пиздежь. На это не повелась бы даже твоя мамочка.

– Моя мама отлично знает, когда я вру.

– Конечно-конечно, именно поэтому она не поверила твоим дешевым уверениям, что с тобой все в порядке и примчалась разбираться, в чем дело – с язвительной горечью выплюнул Марк, и лицо девушки скривилось от боли. Они оба знали, что у Веледы два ребенка: отель и Шелена, и первого она всегда любила чуточку больше. Марку стало стыдно:

– Прости, Шелли, я не хотел. Я немного выпил и треплю, что попало. Так что ты говоришь, делала в лаборатории?

– Я ничего не говорю. – на мгновение ставшая ранимой, она снова выпустила шипы и Марк, не обращая внимания на ее возражения, шагнул в помещение.

В прозрачном сосуде клубился белый дым и, принюхавшись, Марк с ужасом понял, что узнает этот характерный гнилостно-сладковатый привкус наркотика.

– Ебите меня Артур и его конь, так вот почему ты так легко отказалась от опиума.

Он резко обернулся к ней и она, вздрогнув, сделала шаг назад.

– Ты не должен был этого узнать.

– Но я, блядь, узнал! Ты не должна была этого сделать, ты, чертова наркоманка, как ты могла допустить такое! Ты же профессионал, ты лучше меня знаешь, как опасно это зелье!

Марк не знал, что хотел увидеть в ее лице – раскаяние, вину, страх – но видел только злость.

– Я сейчас же скажу Ястребу.

Она втянула воздух, угроза подействовала.

– Ты не посмеешь.

– Еще как посмеешь! Ты загоняешь себя в гроб, ненормальная! Тебе нужна помощь.

Ее лицо исказилось и стало безобразным, яростным.

– Ах, мне нужна помощь? Да заебало меня, что все твердят про эту помощь, а в реальности никто не может даже посмотреть на меня без испуга. Ты сам-то видел, как меняется твое лицо, когда ты при взгляде на меня воображаешь, как ты думаешь, все те ужасы, через которые мне пришлось пройти? Ты смотришь на меня как на прокаженную, как на отверженную. Ах, она так страдает, это невозможно вынести, я ничем не могу ей помочь, не буду ее трогать, чтобы не сделать хуже, она же хрустальная! Чего тебе в действительности хочется – так это того, чтобы снова стало как было, чтобы все рассосалось само собой, я права, признай!